Голоса надежды - [13]

Мою, жаждущую!

Зато привычка — всегда смотреть вслед,

В тень прошедшего лика.

Не оттого ли осталась во тьме

Воскресшая Эвридика?..

* * *

Мне не уснуть… Отчаянная ночь

С бессонницей кружится в хороводе.

И плачут заезды. Мне ли не помочь

Им выбрать путь к изысканной свободе?

Друзья, неловко потоптавшись у дверей,

Отправятся привычною дорогой

В уют домашних стен, где слово «верь»

Отнюдь не означает веру в Бога…

Седьмая пядь во лбу — всего лишь миф.

Мне не уснуть… А в снах приходит мудрость.

Вперед толкает камень свой Сизиф,

А за окном уже чуть брезжит утро…

* * *

У моря — погоды… На тонком канате,

Качаясь, запляшет безумный лунатик.

Легко засмеется, рукою помашет.

Подвинься… я тоже… мы вместе запляшем.

У моря — погоды… А буря — в стакане —

Клокочет и вновь сновидением манит.

Но нет, я сегодня с безумьем венчаюсь,

А также с твоим постоянством прощаюсь.

Себя отдаю на распятие ветру,

И с губ не сорвется: любимый мой, где ты?..

В губы улыбку вложу — я бесстрашна,

И ночь никогда не станет вчерашней.

Ночь — это круг, пусть же день не настанет,

Пусть вечность бушует, как буря в стакане.

У моря — погоды… На тонком канате

Я лихо танцую — безумный лунатик…

* * *

Мы выбираем тех, кто выбрал нас.

Глаза завязаны, и голова кружится,

Рука — наощупь — на руку ложится.

Как хорошо, твоих не видеть глаз.

Ну, а потом — за чинною беседой —

Зевать в сторонку и устало ждать,

Когда наступит час ложиться спать,

И ты уйдешь, уверенный в победе.

А ночью мысли — призрачно–легки,

Душа с безумьем вальс танцует плавный,

И кажется столь дерзкой и забавной.

…Рука хранит тепло твоей руки…

И выбор остается за спиной,

И слово «да» звучит так своевольно,

Даря обман, зовущийся любовью.

Я выбрала — орешек был пустой…

* * *

Скажи мне: стрекоза, и я расправлю крылья.

Нас разделит тоска стеклянною стеной.

Но я вспорхну в свой мир без всякого усилья.

Ты потеряешь власть, власть надо мной.

Скажи мне, муравей, что ветреность предвзята.

Прозрачное крыло, волшебные глаза.

Безветрие претит, я не страшусь расплаты,

Я не вернусь к тебе, к тебе назад.

Останешься внизу, ты — труженик–прагматик,

Свобода — мой покой, свобода до конца.

А твой удел — вы! — лишь бормотать мне: хватит,

Лишь заклинать: вернись, вернись — но я лица

Коснусь тебе крылом и растворюсь в пространстве

Прощай, мой муравей! Там — впереди — дожди,

Там осень — мой порог, предел непостоянства,

Я стала стрекозой — не жди меня, не жди…

* * *

А потом все пройдет… Под истошное пение ветра

Нить судьбы аккуратно смотаю в изящный клубок,

И беспечной блудницей отправлюсь по белому свету

Прожигать свои дни в бесконечных развилках дорог.

Отодвинув в сторонку условность привычных устоет

Назову себя чертиком в юбке, а что мне терять?

Пониманье граничит с презреньем — мир так

устроен,

Я люблю презирать, но — увы! — не люблю

понимать.

У тоски — цвет дождя. В лужах стонут

промокшие листья,

В лужах звездочки тают, случайно сорвавшись

с небес.

Я рисую любовь слишком грубой, малярною кистью.

А в душе зло хохочет, глумится назойливый бес.

А клубочек судьбы не подвластен ни лести, ни плачу.

Мне прогулки по лезвию бритвы дороже всего.

Я рисую любовь — изможденной, усталою клячей.

…Жаль, что ты, посмотрев на портрет, не поймешь

ничего…

* * *

Слезинки на оранжевых ресницах —

Мой изыск переходит в нервный срыв.

Вокруг меня так фрагментарны лица,

Я изучаю правила игры,

Предложенной неведомым искусом,

И шею обжигает нитка бус.

Печаль, мой друг, столь приторна по вкусу.

Не знаешь? — так попробуй же на вкус.

Прильни губами, жадными до ласки,

К бездонной чаще ветренных утех.

Я — стрекозой — к тебе вспорхну из сказки

Своей мечты. Ее названье — грех.

Ее развязка — пыльная тропинка, ведущая

в безмолвие ночи.

Что, приторны на вкус мои слезинки?

Не отвечай, молчи, молчи, молчи...

Сергей КВИТКО

ЛЕБЕДИ, ИЛИ ДВОЙНАЯ БАЛЛАДА О ТАЛАНТЕ

Льву Аврясову

1.

Художник поседел, как лунь, и слег,

Не написав единственной картины,

Покрылся пеплом взгляда уголек,

Стал «римский» нос напоминать утиный,

Стал горб расти, а на сердце — скулеж:

Жена ушла и продала палитру,

Сказала: «Напоследок слезы вытру

Твоим безумьем, проданным за грош!»

Что думал, глядя в пыльное окно

И пролежень скребя на ягодице?

Что небо пусто, точно полотно.

Что хорошо б на этом небе — птицу.

Подслеповато щурился на холст

И подводил последние итоги,

А вот и Смерть предстала в полный рост,

Тогда и он, качаясь, встал на ноги.

И, воровато глядя на косу,

Крадя (мое, возможно, даже) время,

Черкал за полосою полосу,

Согбенной музы голосочку внемля,

Мечту писал, и нерв плясал в виске…

Косой отбрили и решили: «Буде…»

И, конвульсивно дернувшись, как студень,

Он рухнул. Уголь хрустнул в кулаке.

И отлетела грешная душа…

Не голубком в библейской паутине

То БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ крылья неспеша

Расправил, вылетая из картины.

2.

Художнику осточертел апломб

Музейных муз, блеск нищих вернисажей —

Он славу перерос свою и лоб

Разбил о поиск стилей и типажей.

В его душе свила гнездо тоска,

Сердца людские в дар он брал с опаской

И до того дошел, что весь каскад

Палитры заменил ночною краской.

Но женщина ворвалась в мир его,

Июлем мастерскую опалило…

Рукой, не рисовавшей ничего,

Рукой, которая лишь все чернила,

Вновь на подрамник ставит белый холст,

И кисть — копье в деснице Дон Кихота: