Голоса надежды - [12]

О «ночах» санаторских в ее письмах, кстати, не было.

Так чего же ей нужно?

Второе письмо я тоже не показала и решила написать ей, чтоб она не трудилась больше и денег на конверты не тратила.

А потом мне стало интересно: а третье письмо она напишет? А четвертое?

С работы я приходила раньше мужа — почту брала я, и потому особенно не волновалась.

Она написала третье письмо, написала четвертое, пятое…

У меня возникло такое впечатление, что ей просто не с кем поговорить, вот она и пишет. А то, что не отвечают — ей даже лучше, удобнее: ответ мог бы ей не понравиться, а так…

Пиши что хочешь, изливай душу, и все такое.

Почему только она выбрала именно моего мужа, было непонятно. В нем ведь от романтики какой бы то ни было ничего нет и никогда не было, скучный тип. Правда, муж. А своя рогожа, как известно, чужой рожи дороже.

В общем, писем я не показывала, складывала их на дно ящика в столе, среди газет, и все. Всего пришло шесть писем.

Почему я их не выбросила, не знаю.

Просто так. Иногда доставала их из ящика и читала. Кое‑что интересное было.

В общем, сама не знаю, почему не выбросила. Только не для того, чтоб мужа в них харей ткнуть. Во что ткнуть — у меня всегда найдется, а письма… Просто так.

Тот день вообще был какой‑то странный. Утром _со мной поздоровался незнакомый парень, еще и улыбнулся при этом. Потом я нашел на тротуаре десять тысяч (бумажку), потом хлынул дождь, я вымок, и тут же дождь прекратился.

Подошел к киоску купить сигарет, и вдруг за спиной еще раз:

«Здравствуйте».

«Здравствуйте…» «Как поживаете…» «Какими судьбами у нас…»

И вдруг (снова вдруг, в этот день все было вдруг):

— Как вам мои письма?

— Какие письма? Я ничего не получал.

Снова отсутствующий взгляд, вроде задумалась.

— Я написала вам несколько писем. Так, ничего серьезного, но странно… Странно, что вы не получили. А ваш адрес… — она произнесла адрес.

— Да, но… Но я ничего не получал.

Она посмотрела на небо.

— Опять будет дождь.

Я тоже посмотрел.

— Возможно. Я не понял с письмами.

Она поднимается на носки, тянется ко мне, на меня обрушивается смесь воздуха, запаха дождя и духов с привкусом горечи, целует меня в щеку, едва коснувшись губами:

— Всего доброго.

Она поворачивается и уходит.

А я стою, как дурак, у киоска, смотрю ей ошарашенно вслед, и прохожие натыкаются на меня и толкают плечами.

«Всего доброго…».

Июнь 1996 года

г. Краснодар.

Валентина АРТЮХИНА

* * *

В магазине игрушек —

Среди плюшевых мишек и погремушек —

Она покупала мужчин.

На то была сотня причин.

Она приходила сюда каждый вечер,

Она усмехалась: праздник не вечен,

Она выбирала тщательно, долго,

И старомодное чувство долга

Не покидало лицо в морщинах —

Она знала толк в настоящих мужчинах.

Она приносила мужчин домой,

Садила их в кресла, кофе варила,

С гранью кокетства им говорила,

Что любит кофе и апельсины.

Из кресел ей улыбались мужчины.

А потом, сладко зевнув,

На бочок повернув,

Пела им колыбельную песню.

Тихо–мирно мужчины спали.

И в порыве странной печали

Она подходила к окну.

Она любила смотреть на танец дождя,

И мокрые капли стирали ей слезы.

В голове рождались угрозы

И медленно шли ко дну.

А утром она поднимала мужчин с кровати,

Им объясняла логичность понятий,

Потом целовала в холодные губы,

Стараясь казаться несколько грубой

И бросала их в печку. Мужчины горели.

Поначалу огонь тлел еле–еле,

Но потом разгорался — сгорали мужчины.

И довольно кривились на лбу морщины.

Она собирала пепел,

Пускала на ветер.

Затем мыла руки и шла на работу.

Должно быть, мужчины — лекарство от скуки,

Способ излишней заботы.

Но вечером, нанеся яркий грим,

Она снова придет в магазин

Детских игрушек —

Плюшевых мишек и погремушек.

На то будет сотня причин.

Она придет выбирать мужчин…

* * *

И город в ночной тишине

Был мирно уснувшим зверем.

Тогда показалось мне,

Что в доме не заперты двери.

Что, не постучась, вошел

Герой из забытой сказки.

Присел за письменный стол.

Лицо свое скрыл под маской.

И стало вдруг странно на миг —

Пыталась я вспомнить имя.

А в памяти шелест книг

И взгляд — безоблачно синий.

Рукой теребила прядь

Волос непокорно–рыжих.

И жизнь повернулась вспять,

И прошлое стало ближе.

Я имя шепнула в ночь.

Ошиблась. Скрипнули двери.

Гордо уходит прочь

Герой. Кто мне сможет помочь

Смириться с чувством потери?..

* * *

Осень столь ветрена и непокорна.

Чуть неуклюжа и старомодна.

Я ей — сестра, и в владеньях просторных

Осени буду навеки свободной

От обещаний, что, может быть, завтра,

От обязательств и старых, ошибок.

Звездного неба расчерчена карта,

Дерзким созвездьям в подарок улыбок

Я не оставлю… И в дымчатой пыли

Уйти по тропинке, ведущей к рассвету.

Осень — сестра моя! — помнишь, не мы ли

С тобой причастились безумному ветру…

И в завтрашних буднях, и в прошлом похмелье

Мы не расстаемся, Осень, мы — сестры! —

Вместе нам горечь испить и веселье,

Вместе состариться, вместе поблекнуть…

Осень — доверчивым листьям кружиться,

Падать под ноги и гибнуть, но все же

Верить, что, может быть, не поленится

Их подобрать одинокий прохожий…

* * *

Сорвется — главное! — кубарем вниз —

В бездну прошедшего.

Жизнь моя, ты — непутевый каприз,

Песнь сумасшедшего.

Но то, что сорвалось — вернется вновь

Памятью — гордой и страждущей!

Те, кто ушел — обрели любовь —