Голоса - [30]

Ага, прямиком оттуда, вот прям только что раскрыл дело Собаки Баскервиллей. Тихонечко так оставляю ее, ибо жена Пельменного снова плачет, прижимает щенка и мне по-хорошему надо бы поскорее сматываться, пока не начнутся еще расспросы, да и видеть чужие слезы мало приятно, плюс на улице еще и холодно. Чем холоднее, условия-тем суровея нация. Закаленней. Пельменный Царь едва слышно говорит *спасибо муд..* и кажется я смог ему помочь. Прощай, мне будет очень приятно что твои воспоминания (и чернуха в придачу) останутся в прошлом, хотя твоя смерть была напрасной, дороги у нас все равно в хреновом состоянии, и кто-то наверняка снова случайно повторит прыжок к Посейдону. Пока-Пока.

Следующим на очереди был Боярышник, во-первых, потому что его просьба была достаточно простой и выполнимой, а во-вторых еще мне его даже жаль было, он мужик неплохой, и если бы не деньги, то вторым бы ушел в неизведанное. А еще я потратил все деньги на пса, сел в маршрутку– а у меня не хватало 10 рублей. И меня посылали нахер, а в салоне никто не занял, может потому что я матом с водилой говорил. Вышел, сел на другую, там водитель тоже сказал нихера и вот даже в следующей маршрутке тоже никакая сердобольная женщина не добавила десяточку. Спасибо блин. Тут на глаза попадается бабушка божий одуванчик, вежливо прошу у нее мелочи, но она выдает мне монолог о том, что чужие среди нас и грядет, грядет!

Такс, понятно, у нее помешательство, она кричит мне вслед что спасутся только избранные и кричит кстати громко, удивительно сколько мощи в ее то возрасте. Иду домой, размышляя что мог бы и обычную дворняжку подобрать для семьи Пельменного, не мерз бы щас. Лежебока сказал мне в этот момент что надо ценить то что имею. Ага, он то температуры не чувствует, а у меня уже звенят бубенцы как на тройке резвой.

А придя домой, смотрю на монетку, покатившуюся из джинс когда я переодевался. Бл*дь– это были злоебучие 10 рублей, из-за которых я столько шел по этому злоебучему морозу. В голове кто-то смеется, а Боярышник говорит, что ходить пешком полезно.

Боярышник и другие целебные напитки

До того момента как стать Боярышником, Павла Сергеевича кто-то боялся, кто-то уважал, а кто-то в открытую презирал. Особенно в конце 80х. Все дело в том, что Павел Сергеевич был преподавателем одной из самых необычных дисциплин– научного коммунизма. Дисциплина, проложившая начало социологии, достаточно долгое время была почитаемой и уважаемой, но многие ее аспекты вызывали вопросы и споры, а спорящие это делали на кухне и достаточно тихо, ибо могли посадить. Боярышник преподавал, жил простой жизнью, пока после брежневского застоя, при Горбачеве, Павлу Сергеевичу очень не повезло. Кажущийся грозным и непоколебимым СССР окончательно проиграл холодную войну, экономику к тому же подкашивало, Афганская кампания и кризис социализма добивали страну, и все чаще и чаще студенты поднимали такие темы, от которых у внешне сдержанного преподавателя внутри бушевало и подгорал бугуртомометр. Абсолютно спокойно ему прямо в лицо говорили о утопичности коммунизма и ненадобности его предмета. Некоторые вообще в шутку писали стебные научные работы, чтобы доказать, что идеи «социализма» и «коммунизма» являются бредом, т. к. они основываются на заблуждениях и неприкрытой лжи, причинявшие людям боль и страдания, ибо они, одураченные и обезумевшие, начали уничтожать друг друга с неистовой яростью и верой в светлое будущее. О величайшем заблуждении, коим было якобы перенесение равенства на область экономической жизни общества, наиболее прямо связанное с материальной, естественной природной средой. В дикой природе равенства нет и быть не может, поскольку всякое эволюционное развитие предполагает выживание сильнейших организмов и истребление более слабых.

И вот прямо в лицо Павлу Сергеевичу, ухмыляясь, заявляют, что идея равенства позволяет бездарному жить за счет одаренного, эксплуатировать его. Раньше за такие слова можно было схлопотать весомый срок по очень нехорошей статье. А самое главное, что в душе Павел Сергеевич видел, что значит советское равноправие. Равенство всех перед законом? Конечно, так оно и было, скажете тут, у него у самого деда по доносу раскулачивали. Но он верил, что СССР еще может создать правовое государство, чтобы законы были справедливы, и чтобы судьба каждого человека зависела не от прихоти судьи и прокурора, а лишь от закона. А еще Павел Сергеевич особенно огорчали речи о методах навязывания коммунистического строя, то есть о революционной диктатуре пролетариата. Ведь вырвали рабочих и крестьян из царского гнета, пусть и какой ценой.

(А что такое диктатура? "Диктатура-это власть, опирающаяся не на закон, а на силу. Насилие – вот главное орудие власти замечает Революционер).

И вот те редкие студенты сидят и доводят его, рассуждая о том, имеет ли разница между диктатурами фашистской, пролетарской, бюрократической, военной? При всех этих диктаторских режимах всегда происходят насилие, репрессии, произвол и беззаконие.

Никак не мог поверить еще не состарившийся Боярышник в то, что слышал, да как посмели они сравнивать фашистов и коммунистов? Да, Хрущев перегнул палку в Новочеркасске. Да, пришлось скрывать Чернобыль, с облученными майскими демонстрациями. Да, Кронштадтское восстание 1921 г. пришлось утопить в крови (а та расправа была страшной). Да, были репрессии и лагеря смерти, были пакты о ненападении и расправы с теми, кто рапортовал о грядущей войне с нацистами и последующей кровавой мясорубкой с официально дружественной страной национал-социалистов. Железный занавес и подавления восстаний в дружественных республиках. Но какое государство построили, великое же государство! Человека в Космос отправили! (а миллионы загубленных жизней– это же пустяк, ошибки партии, съехидничал Антон Вертолетчик). Студенты язвят, обсуждая как в Самаре (бывший Куйбышев точнее) появились районы, построенные заключенными и как в тяжелые зимние годы их не успевали хоронить, и просто складывали на кладбище в районе участка Мехзавода.