Голос солдата - [80]
Госпиталь спал. Дверь палаты была открыта, и из многих таких же открытых дверей выкатывался храп спящих. Слышен был скрип досок пола под ногами бродящих по коридору курцов. А вот шагов Томочки, как я ни вслушивался, не улавливал.
Было уже так поздно, что я перестал ожидать ее, когда до слуха моего дошли почти неслышные звуки, как будто бесплотный дух проник в палату. Скрипнула, закрываясь, дверь. И около меня появилась Томочка. Я услышал ее шепот:
— Думала, не вырвусь. Ожидал?
— Всю ночь. — Я не услышал собственных слов.
— Ах ты, мой лопушок!..
Меня поразила мысль, что нет все-таки у меня на свете никого ближе и нужнее Томочки. Внезапно кто-то сильно рванул дверь. Хорошо, монастырский засов был надежен. Рвали дверь ожесточенно — раз, другой, третий… Проснулись все соседи по палате. Томочка в одно мгновение облачилась в халат.
— Холера! — выругалась она и пошла к двери. — Кто это барабанит? — спросила она так, будто не было ничего странного в том, что она находилась во время дежурства в палате, запертой изнутри. — А, ты? Здрасьте, давно не встречались.
Вошел Витек, мой новый сосед, чуть ли не каждую ночь пропадавший у массажистки Татьяны. Витек щелкнул выключателем. Загорелась не слишком яркая лампочка. Но и при ее свете нетрудно, наверное, было заметить мое смущение. Витек понимающе усмехнулся и подмигнул мне. А когда Томочка ушла, учинил мне идиотский допрос:
— Помешал?
— О чем ты? — Лицо мое пылало.
— Гляди на него! А я, дурак дураком, к Таньке за семь верст киселя хлебать бегаю. Право слово, дурак дураком. Гляди, как тут можно пристроиться, не отходя от кассы…
— Не понимаю, о чем ты.
— Не тушуйся! — Витек, само собой разумеется, у Татьяны своей выпил цуйки и был весел и болтлив. — Не трусь — я ни гугу. Никто не узнает. Могила! Не понимаю, что ль?..
Если бы все могилы были похожи на эту, человечество стало бы бессмертным. На следующий день весь госпиталь говорил о том, что Витек застал среди ночи свою палату на запоре и что там «крутили любовь» Славка Горелов и Томочка.
19
Это только говорится — отдых дома! За весь вчерашний и половину нынешнего дня Галя так умаялась по дому, что никакая усталость на дежурстве в госпитале не может идти в сравнение. Да и вообще как ей без госпиталя прожить хоть день? Галя впервые со страхом подумала о неизбежной в скором времени демобилизации. Понятно, и дома, в небольшом уральском городке, для медицинской сестры с ее опытом в какой-нито больнице дело найдется. Однако не то это будет, не то…
Покончив с домашними делами, Галя собрала свои и Томкины леи (деньги у них были разбросаны по всему дому) и подалась на базар. Славный базар в этом румынском городке! Виноград, слива в больших ведрах, яблоки в ящиках, помидоры, кукуруза, желтые кругляки тыкв, бидоны молока, пшеничные булки… Румыны в бараньих шапках и румынки в пестрых цветастых платках многословны и смешливы. Хоть и цены они заламывают безбожные, сторговаться все же можно. Да и вроде как совестятся они при виде Галиной военной формы.
Чудно ей тут было все, чудно и интересно. Нравилось наблюдать, как румынские мужики в постолах и солдатских обмотках, построившись кружком и взявшись за руки, танцуют на базарной площади под губную гармошку. Забавно было слышать, как, рассерчав на кого-нито, быстро-быстро ругались румынские женщины и как они тотчас вновь делались многословными и смешливыми, вроде бы ничего не произошло.
Галя остановилась чуть поодаль от торговых деревянных рядов. Подле нее румын с перевязанным глазом, в бараньей папахе, постолах и истрепанной шинельке, неведомо у солдата какой армии раздобытой, торговал табаком. Чего-то не видать было у него покупателей. Однако продавец табака не унывал — высоким голосом не уставал расхваливать свой товар на всю базарную площадь. По соседству шла бойкая торговля барахлишком — женщины держали на вытянутых руках белье, платья, мужские вещи. Все это было не новое, ношеное, а то и с пятнами штопки. На вещи, однако, покупатели находились. Кричал на всю площадь хвалу своему табачку румын в серовато-зеленой шинели без погон, взвизгивала губная гармошка…
— Скупилась или только пришла? — Внезапно подле Гали появилась массажистка из их отделения Татьяна, светловолосая толстушка с ямочками на щеках. Она отчего-то все набивалась Гале в подруги, называла ее землячкой, хотя родом была вроде откуда-то из-под Воронежа. — Чего-то я тебя, землячка, в госпитале не вижу. Захворала, что ль?
— Да нет. Приказ получила отдохнуть.
— Выходит, ничего ты не знаешь? — обрадовалась Татьяна. — Ничего, выходит, не слыхала?
— Ты о чем?
— Не слыхала? Днями интересное дело было. — На лице с симпатичными ямочками появилось выражение нетерпеливой заинтересованности. — Томка тебе ничего не рассказывала? А то как же — она об этом расскажет! Мой Витька воротился за полночь в палату. Воротился, а войти не может. Интересное дело — двери изнутри на запоре. А там, выходит, Томка со Славиком улеглась. Надо же — на кого позарилась…
Сперва Галя и не поняла, о чем речь. Потом — не поверила Татьяне. Массажистка, верно, просто хочет рассорить ее с подругой. А уж после, возвращаясь домой с тяжелой сумкой, стала припоминать, как посмеивалась Томка, когда она расспрашивала ее о Славике, сколько было в этой усмешке унижающей снисходительности, и Гале становилось все очевиднее, что слова массажистки не так уж далеки от правды. Кто-кто, а Томка вполне могла отважиться на это безрассудство из жалости к Славику.
Медаль «За взятие Будапешта» учреждена 9 июня 1945 года. При сражении за Будапешт, столицу Венгрии, советские войска совершили сложный манёвр — окружили город, в котором находилась огромная гитлеровская группировка, уничтожили её и окончательно освободили венгерский народ от фашистского гнёта.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.