Голос Незримого. Том 1 - [8]

Февраль 1907

5. ПЯТНИЦА

Пятница смирная

Встала у входа,

Как богомолица —

Сборщица в храмы.

В солнышке – клирная

Сень небосвода…

В окнах неволятся

Тусклые рамы,

В доме натоплено —

В весну нет веры.

Пахнет просфорками,

Маслом, изюмом —

Нá пост прикоплено

Сверх всякой меры

Людями зоркими

С ликом угрюмым.

Шепчутся, каются

В горестной вере…

В звездах – эфирная

Хижина Бога.

С тьмою сливается

Плач повечерий.

Пятница смирная

Сходит с порога.

Февраль 1907

6. СУББОТА

Архангелы, святители,

Пророки и учители —

Святого рая жители

В субботний тихий час

Устами умиленными

И трубами червлеными

Над весями зелеными

Вещают Божий глас.

И колокольня древняя

Над смирною деревнею

Всё чаще, всё напевнее

Вздымает медный зык.

Меж звездами – стожарами,

За куполами старыми

С размерными ударами

Поет незримый лик.

А в храме облак носится,

Блистают дароносицы,

Хоралом громким просится

О милости земле…

Бог-Саваоф со свитою,

Угодники очитые,

Их письмена развитые

Парят в душистой мгле.

Направо – мужи рунные,

Налево – жены юные,

А сзади сребролунные

Старухи, старики,

Десной святой пасомые,

Твердят псалмы знакомые,

Склоняются с утомою,

Заветами крепки.

А в сини, за часовнею,

Таинственной жаровнею

Всё пламенней, любовнее

Возносится костер.

И ангел снежной глыбою

Над девой-полурыбою —

Русалкою-улыбою

Воскрылия простер.

Февраль 1907

7. ВОСКРЕСЕНЬЕ

Праздник, здравствуй! Встань и властвуй

Над седмицею недели!

Круг свершился. Труд излился.

Силы к радости созрели.

Старый, юный тронут струны

Смеха, песен и веселий…

Высью синей бел, как иней,

Голубь плещет, плещет… Канет.

Веет ветер. Вьется сеттер

За стрекозами… Устанет.

Звон раздольный, колокольный

Льется, бьется, манит – манит…

Белой стаей, в тенях тая,

Пляшут девы под дубами.

Платья – пеной. И с вербеной —

Косы желтые, как пламя.

А на танцы смотрят старцы

И кивают головами.

Пали тени на ступени.

Дрогнул в небе бубен звездный.

Лепет арфы… Трепет шарфа…

Шепот легкий и любезный…

И ракета – колос света

Закачала в черни бездны…

В позднем парке вянут арки

Из торжественного хмеля.

В светлой ночи – всё короче

Взмах покинутых качелей.

Воскресенье – уж в забвеньи.

Встала новая неделя.

Февраль 1907

8. ПАЛОМНИКИ

Брату

С тобой мы вместе, о брат любимый,

В святое утро Преполовения,

Единой жаждой чудес томимы,

Пошли к Святыне на поклонение.

Вот миновали теснины улиц,

Вот позабыли тропинки людные —

И слух лобзает нам лепет горлиц,

Взор улыбает даль изумрудная…

Но здесь, в просторах, наш путь распался:

Ты взреял к тучам. Пошла я землями.

Весь белый в сини ты затерялся…

В тот миг расстались с тобой совсем ли мы?

Нет! С этой ветвью от слез тяжелой

Я, как и ты же, земли паломница —

Моею кровью с подошвы голой

Путь во святые места запомнится.

Бреду, бреду я… Порой твой голос

Меня окликнет с мольбой негромкою,

И, отстранивши янтарный колос,

Махну тебе я своей котомкою.

Пусть мы различных дорог скитальцы,

Не устрашусь я их отдаления!

В руке я чую родные пальцы,

И сердцу вторит твое биение.

О, брат мой милый! О, дальноблизкий!

Поверь мне, встречу тебя в пространстве я,

И в дальней Двери – в лучистом диске —

Сойдутся тропы святого странствия.

8 сентября 1907

РУСЬ

Борису Зайцеву

Я отрясаю твой прах, о город!

От горсти камней умчусь в страну,

Где жжет великий славянский холод,

Где в снегодольях я затону…

Восток, и запад, и юг, и север,

И путь, и небо – всё, всё бело,

Лишь розовеет деревьев веер,

Лишь голубеет озер стекло.

Берлоги – пущи – холмы – селенья,

Юнак румяный и рыжий лис

Встают в мгновенье… лишь на мгновенье…

И пролетают… и унеслись…

Зажаты вожжи рукой могучей,

Развился кнут мой в нещадный взмах —

И закатился возок летучий

В душистых сеном, цветных коврах…

Расторглись цепи былого плена!

И, белый, в белом пропал мой конь.

Всё глубже, глубже, в Русь – по колена!

Дух занимает ветров огонь!

Простор вьюжится, поет и плачет,

И щиплет смехом, и стелет грусть…

А конь играет – играет, скачет.

О гибель в шири! Я сгину – пусть!..

Престольный праздник. Село гуляет.

Веселье пляшет во мгле пустынь.

Визжат запевы, собаки лают —

Дух буйств взметнулся высоко, в синь.

В затоне сонном, где тлеет прорубь,

Кружат, топочут – там хоровод.

И, вспугнут, кружит над кругом голубь,

Под кругом бьется хрустальный лед.

Одежд зеленых и алых складки

Вихрь плясовицы вскрутил, раздул…

Как беззаветен разлет присядки!

Как ненасытен сердец разгул!

И так протяжно – гульливо – важно

Поет гармоньи мятежный зов…

И давит мышцы прилив отважный!

И мысль бунтует в хмелю голов!

К ночи исходит слезой веселье…

Замучат звезды подснежный мир,

Узнает каждый души похмелье —

Тогда откроет врата трактир.

И снова выпьют. И снова пляшут

Под трепет стекол и половиц,

Как дети, плачут, руками машут,

Прощенья просят, упавши ниц.

Иль, спрятав кудри на женской груди,

Целуют, шепчут… О чем, о чем?

Как убаюкать тоску о чуде

Горячим, алым, лукавым ртом?!

А с гневной церкви зовут к вечерне.

Там слез лампады нальет канон —

Там зарыдают еще безмерней,

За грех хотенья кладя поклон.

И бунт великий вдруг умирает…

И тишь спадает, и снег – окрест.

Лишь где-то дикий призыв играет,

Запорошенных страша невест.

Луна голубит из-за околиц

В снеговой люльке сон горемык

Да запоздалой из богомолиц

Строгоочитый прекрасный лик…

Как ты богата, страна родная!

Алмазов россыпь – твой кругозор,

В ковше метельном не вижу дна я,