Голос из толпы. Дневниковые записи - [9]
С жадностью вглядываюсь в ландшафт за окном и чувствую наслаждение видеть то, что сделано людьми. Ведь когда возвращался из эвакуации в Ленинград, когда ездил в Гатчину за ягодами, все под Ленинградом было разрушено.
Вот и Поповка. Жуть! Какую я помню Поповку до войны и какая она сейчас! Домики с конуру, с одним оконцем. Есть и получше, но они только строятся. А сколько домиков-лачужек! И пустота кругом. А я такую помню Поповку, что рай кругом, город по сравнению с этой. И дома почти везде были двухэтажные. Здесь же, кажется, всего один такой. Везде пусто, голо и «младые рощи разрослись»22.
Не зная, где живут Тюевы, все же их нашли. Тут целый детсад. И Танька, и Славка. И дед 82 лет. Прадедушка Таньки и Славки. А голос у деда молодой и читает без очков («Евгению Гранде»!). Но ходить не может. Он рассказал, как в их деревню пришли наши: «Старуха плачет: вот и русские убьют! Я (дед то есть): нарочно-то не убьют, если только нечаянно. Вижу – идут. Дверь открыл и кричу: “Товарищи!..” Боюсь, чтобы за немца не приняли и не убили. Вышел. Солдаты навстречу бросились. Старуха заплакала: сейчас убьют. Они подбежали, обняли, на руках в избу внесли. В деревне-то, кроме нас, двух стариков, никого не было – всех в Германию угнали».
Ходили с Сергеем Тюевым, двоюродным братом, по Поповке.
…Вот ребятишки, пятеро, играют в городки. Одеты не совсем по-деревенски, но босы, кроме одного, он в русских сапогах.
Посреди улицы – искореженный осколками железный тарантас, еще что-то. Даже каска в канаве. Черная кость. Может, и не лошади.
В лесу, говорит Сергей, много черепков. Школьников посылают собирать кости, их потом закапывают.
Железных таких тарантасов везде много. Железо сейчас почти не собирают, продолжает Сергей, только броню: за сталь больше платят. Эту броню подтаскивают к железной дороге и увозят на завод.
Действительно, сейчас там башни танков и еще что-то массивное…
До места, где раньше был дом Сергея, не дошли. Все заросло. Нынешняя Поповка здесь кончается.
Зашли в болотистые кустики, нашли саперную лопату. Везде железные обломки и ямы, сплошные ямы (воронки), заросшие травой и наполненные водой. Здесь была вторая линия немецкой обороны, рассказывает Сергей, так что даже труб от домов не осталось.
Нашел часть немецкой каски, повертел ее в руках и с жалостью и содроганием от представившейся в воображении картины, что тут было лет 7–8 назад, сказал: «Вот когда-то человек ее носил, и это у него на голове так разорвало каску». – «И не только каску, – спокойно ответил Сергей, – и самого на кусочки». Нет, он не испытывал той жути, что я (что ж, Сергей ведь с отрядом партизан прошел до г. Себежа Псковской области, был ранен).
Возвращаемся к станции. Тишина. Возле насыпи сидят два парня. Третий, в безрукавке и шляпе, возится в луже под насыпью, не может выудить из лужи велосипед. На насыпи стоит чуть ли не старик (издали не видно) с палкой. Парень в шляпе и старик злобно переругиваются.
Старик, бранясь, говорит: «Меня не тронь! Я один и их пять» (хотя вдалеке видна одна старуха). Старик покричит, передохнет и снова, захлебываясь матом, крутит палкой: «Меня не тронь! Я один и их пять…»
Молодой в шляпе тоже ругается. Наконец он вытащил велосипед из лужи. Поехал. А потом повернул и – к старику. Сейчас будет драка – с замиранием сердца подумал я.
Нет. Парень проехал по луже, качаясь. Но все-таки лужу одолел. Пьяный, говорит Сергей, в первый раз лужу не переехал.
Молодой в шляпе и старик опять вступили в перебранку.
Идем с Сергеем дальше. Строится дом. Стены уже есть – крыши нет. Из дома доносятся громкие звуки патефона. Я мельком заглянул за стены дома – какая-либо обстановка отсутствует. Патефон, вероятно, стоит прямо на полу.
Всюду строятся. Застройщикам выделяют по 12 соток.
…Возвращаемся с отцом из Поповки. Глядя в окно, узнаю очертания уже заросших травой окопов, блиндажей. Охватывает воспоминание о войне. Вот развалины печи. Высоко в небо устремилась изрешеченная пулями кирпичная труба. Это первая труба, увиденная мною сегодня. И неспроста ее не снесли! Сперва я не поверил своим глазам. Но нет, это так: вокруг кресты, 6–8 крестов и звезды на них – кладбище. И следы пуль на еще белой в некоторых местах печи. Герои… Братская могила. Вокруг – места, где они отчаянно защищались. Тяжелое, грустное, грозное чувство сжало сердце, и вдруг затрепетало оно, вдруг поднялось необыкновенной силы возмущение. О, как я ненавидел в ту минуту всех немцев! Даже Гейне, даже Вильгельма Пика, всех, всех немцев, всю нацию, этих гадких людей, которые пришли на чужую землю, незваные, непрошенные и убивали людей, моих, родных, русских. Они пришли на чужую землю!.. Только сейчас я всем сердцем и телом понял, что такое освободительная война, что значит смерть на своей земле, что под этими крестами, в могилах этих мои, русские люди, и я, ими защищенный, их брат, тоже русский. Герои… А гадов-немцев всех, всех надо убить! Это был неистовый гнев – и одновременно радость за наших людей!
Еду в трамвае. А кругом возводятся все новые и новые здания. Это в нашем, нецентральном районе. Стройка кипит, и почему-то представляешь, какими будут эти здания, когда на них посыпятся бомбы.
Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.
В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.
Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.