Голос из толпы. Дневниковые записи - [7]

Вернулся к ребятам, а дома уже Василий, Валькин отец. Заспорили о Шаляпине, Рейзене. Спор затянулся. «У тебя батькина хорошая черта, – говорит Василий. – Споришь хорошо. Хоть и не знаешь. На вот, выпей…» И я снова пью. В споре о моем голосе Василий, довоенный выпускник консерватории по классу вокала, утверждает, что у меня или тенор, или нет голоса вообще. Я, Сережка и Валькина мать настаиваем, что у меня бас. В общем, талант, приходят все к общему выводу, и мне весело думать о себе так.

Потом пошли гулять. Уже ночь, хотя и светло. Дворовые ворота закрыты. Пришлось лезть через забор во дворе.

(Спутал! Это был уже второй наш выход в ночь. Первый раз пошли гулять часов в 12, к Мишке пошли. Идем по улице, поем про негра. Хоть и пьяны, поем на удивление не похабную песню, а пропагандирующую мир; у негра черная кожа, но он тоже человек – такова главная мысль песни. Идем обнявшись. Прохожие смотрят, провожают взглядами, улыбаются, а мы идем с таким ощущением, будто победители по освобожденному ими городу; оттого и весело тем людям, что смотрят на нас, они, может, смеются над нами, но мы не догадываемся об этом, мы, победители, идем гордо, по самой середине улицы и поем про негра. Потом, помню, хватали девок, пытались их ловить.)

Но вот идем теперь уже глубокой ночью. Я держусь по сравнению с Сергеем18 так, как будто мало пил, а пил я и больше его, и так, как никто не пил («Выпьешь по-польски?» – «Выпью!» И я выпил мелкими глотками почти стакан. И горло прополоскал водкой). Ребята говорят:

– Славка здорово держится.

– Еще бы, он физически сильнее.

То, что я, по их словам, физически сильнее, мне слышать приятно, и все последующее время я только и делаю, что стараюсь показать, что я почти не пьян, т. е. сильнее их физически. Мысль о том, чтобы не упасть в их глазах, все время сторожит меня.

Сергей признается мне, какие у него проблемы с бабами. От этого он становится мне почему-то ближе, милее. «Дорогой Сергей, – думаю я пьяно. – Тебе бы бабу, но ночью бабы не найти. Жалко».

А потом было…

летчик с девушкой. «Лучше, ребята, не связывайтесь!»

карты,

игра в булыжник посреди мостовой, как в футбол,

пьем газированную воду на Невском, отколупнув крантик в емкости, где эта вода содержится.

И еще: стою у умывальника, голова на кране, думаю: «Я пьяный, вдруг упаду, ведь может это быть, ведь я пьян», – мысль эта забавна.

Мне смешно от того, как было бы нелепо, если бы человек, находясь в здравом уме, вдруг упал возле умывальника; это необыкновенно, непростительно – упасть ни с того ни с сего рядом с умывальником. Однако сейчас, в ином человеческом состоянии, упасть мне можно, и это мне простится, это не будет никому казаться необыкновенным (а ведь и сейчас я все-таки нормальный!). И мне забавно, что сейчас мне можно упасть и что меня за это не осудят. И я чувствую, что мне хочется упасть, и мне задорно видеть себя упавшим и одновременно ждать: вот-вот упаду.

Возвращался от Вальки в семь утра. Не иду, а влачусь, голова трещит, в ней готова разорваться бомба. Губы, зубы пересохли, они мерзко, сухо соприкасаются друг с другом. В животе, во всем организме – яд. Чувствую: сейчас вырвет. Стону, и от того, что стону (хотя мог и не стонать – стонать в этом положении мне кажется картинным), мне все же легче.

25‐е, понедельник. Сегодня футбол: «Зенит» (Л-град) – «Динамо» (М-сква). Матч (состязание, как официально стали говорить недавно. Не привьется это «исконное» словечко, наверное. В лучшем случае эти два слова лет через десять будут существовать на равных правах) – этот матч имеет большое значение. Решается вопрос о третьем месте по результатам первого круга. А «Зенит» так успешно играет в последних турах и так много новых болельщиков у него появляется, что дух захватывает. В прошлом году «Зенит», правда, в общем-то лучше выступал и был на третьем месте, однако в этом году начал ведь с серии поражений. Никогда в этом году еще не ехало на стадион такое множество людей. На солнце блестят бесконечные ряды машин. Точно саранча. Даже посередине моста машины стоят и, постояв, медленно сползают с него и снова притормаживают – пробкам не рассосаться. Гордые чувства поднимаются из‐за того, что видишь столь могучую армаду автомобилей, видишь воочию мощь и силу страны, а во-вторых, из‐за того, что столь популярен «Зенит», что так его любят (наше «Динамо»19 идет на предпоследнем месте). Трамваи набиты битком. Ни в прошлые годы, ни тем более в этом году их так не осаждали. Едут, цепляясь за борта, за рейки окон. Бортов трамвая не видно – сплошь люди. Трамваи не идут – плетутся. Глядишь на все это и думаешь: вот бы зенитчики посмотрели, почувствовали, как их любят, как надеются на них, тогда бы они сыграли ого как!

Я ехал на борту. Никогда еще в жизни так не утруждал рук: после поездки висят и больно от того, что они тяжелы, висящие, точно чугунные, и поднять нельзя – не гнутся в локтях; лишь только сделаешь попытку согнуть, ноют и болят невыразимо.

Да, никогда в этом году еще не было столько народу, никогда в течение семи лет я не слышал песенки, что играло сегодня радио на стадионе: «Там ждет тебя далекая, подруга синеокая» из фильма военной поры «Антоша Рыбкин»