Голое поле - [16]

Шрифт
Интервал

Нижняя площадка обрывается к морю. Там серая дорога, серые заборы, наложенные из камней доброго размера. Еще ниже белеет, круглым фронтоном дом, где живет генерал Кутепов. А за домом гулко ходят туманные табуны прибоя.

- Здр... Здр... Вашество!

Рвется и звенит рано утром ясный воздух от бодрого приветствия кутеповских конвойцев. Генерал встает по первому солнцу.

Шевелятся и у нас на обрыве. Заспанные натягивают, посапывая, на подштанники желтые солдатские штаны. Присев на землю обматывают ноги бурыми английскими обмотками - такими длинными, в сажень длинной.

Простоволосые, бледные, носатые гречанки с черной гривой нечесаных волос, стукают ставнями и стоят в квадратах окон в одних сорочках, вытряхивая на огороды свои бебехи.

Бебехи звучно хлопают в утренней тишине.

Солнце идет из синей стайки туч, только что вздремнувших под самый рассвет. Вот было оно багровым сумеречным кругом, а теперь как круглый щит, литой из ясного желтого золота. Ласковый комушек золотого котенка лезет по ниточке в легкую синь неба.

И на траве ясной и желтой, как золото, - трепет синих теней. Ясное золото на солдатских лицах, капельки мокрого золота в их сощуренных, заспанных глазах. Мой сосед, высокий, костлявый вольнопер из авиационного отряда задирает к небу лицо. Вольнопер курнос и один глаз у него карий, а другой чисто голубой. Разноглазый вольнопер неисправимый весельчак и балагур.

- И-го-го-го, - приветствует он утро радостным ржанием.

А золотой котенок уже выпустил когти и затылку горячо и надо вставать, надо вытряхиваться со своими бебехами.

В синей пустыне ходит ослепительный золотой тигр, запускающий в землю миллионы яростно раскаленных когтей.

В нашем сером доме, внизу, возня: варят утренний чай. Под обваленным каменным навесом очага разложили костер и ставят, в очередь, на огонь свои манерки и жестянки, в мохнатом пуху черного нагара и копоти.

Ходят в одних штанах, без рубах. Бронзовые спины и бронзовые лица в саже. Глаза у всех точно подмазаны. Ходят как черти у пекла, колдуют над булькающим кипятком, присев на корточки, вместе и солдаты и офицеры.

Мягко уступают друг другу. Мягко, чтобы не заметили, стараются оказать друг другу тысячи маленьких услуг, тысячи маленьких, маленьких человеческих ласк.

- Господин поручик, я вам хворостку подкину.

- Ничего, ничего, спасибо ... Подкиньте, пожалуйста.

- Вы бы чай засыпали, Сапунов, а то кипит.

- Сею минуту, г-н ротмистр, только наверх сигану.

- Да зачем же сигать, вы у меня щепотку возьмите.

Здесь все на вы, здесь в каждом жесте мягкая предупредительность и мягкая вежливость.

Очаг дымит. Дым режет глаза и все трут их, щурятся, отфыркиваются, точно молодые щенята-черти у пекла.

Когтистое солнце уже накалило пыль, повисшую над бурой площадью. У грузовых машин начались утренние занятия.

Обучают мотору. Стоят на пустыре у грузовых машин кучка белых рубашек и одна из них поясняет баском, с бархатистой хрипцой.

- Ежели теперь цилиндра наклонена, то и происходит взрыв... Вам понятно?

- Точно так. Ежели цилиндра наклонена...

- Балансируя и покачиваясь движутся гуськом по дороге у каменной серой гряды турецкого кладбища солдаты с самодельными коромыслами через плечо. Это дневальные тащут свежую воду от фонтанов.

Радостно звенит в жестяных баклагах вода. Плескает, и за дневальными, по серой пыли, тянутся влажные темные кляксы расплесканной воды.

Идет с баклагами и мой сосед вольнопер. Увидел меня, сощурил сначала карий, а потом голубой глаз и улыбается.

- Берегитесь... Мужи-водоносцы шествуют.

За каменной грядой, на пустырях, где точно циклопами сложены ряды тяжелых плит-скамей, сидят белые стаи белых рубах. Сумрачно хмурятся под солнцем, шелестят тетрадками, пишут; а у маленького офицерика-профессора посверкивают на небо огромные очки снопами ослепительных лучей.

- Теперь мы проведем параболу к точке Б...

На ржавой железной доске начерчены мелом сегменты и секторы, падающие арки линий, белая путаница алгебраических формул.

К щелинкам в каменной гряде припали девченка-турчанка и турчаненок в красной феске, горящей на солнце, как рубин. Оба вытянули золотистые тонкие мордочки и смотрят во все коричневые глаза на снопы ослепительных лучей от страшных очков эффенди. Смотрят и пугливо щебечут.

У лавки земско-городского союза стоят гуськом военные жены. У многих ребята на руках. Ждут в очереди земского хлеба и земской манной каши.

К пляжу, надвинув на лоб фуражки, тянутся купальщики. Ровно и крепко хрустя сапогами протопотал белый караул. Все отмахивают враз руками. Отмахнут и хватят крепкий припев.

- Эй, да, горе не беда...

А когтистое солнце стелет уже золотую мглу зноя. Духота давит к полдню как жернов. В полдень по обгорелым пустырям сонно бродит белая пыль.

Глянцевитые от пота Сережки полузасыпают на часах, и пошатываются, расставив циркулем черные, худые ноги. Лавки кое-где запирают ставнями. Шершавые, лохматые собаки забираются в мраморные раковины иссякших фонтанов, ищут холодка и тени на прохладном камне.

В кофейнях к полдню тянут из белых чашечек горьковатый кофе запивая каждый горячий глоток холодной прозрачной водой из запотелых звонких стаканов. В лавках у стоек русские солдаты подолгу, не спеша, торгуют пухлощекие помидоры и делят меж собою дыню, нарезав ее влажными оранжевыми ломтями. На стойке - горки зеленых корок и мокрая каша волокнистых дынных зерен.


Еще от автора Иван Созонтович Лукаш
Бедная любовь Мусоргского

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Азовское сидение

«…Казацкая грамота «Роспись об Азовском осадном сидении донских казаков», привезенная на Москву царю Михаилу Федоровичу азовским атаманом Наумом Васильевым, это трехсотлетнее казацкое письмо, по совершенной простоте и силе едва ли не равное «Слову о полку Игореве», – страшно, с потрясающей живостью, приближает к нам ту Россию воли, крови и долга, какой мы разучились внимать.Торопливо, хотя бы кусками, я постараюсь пересказать это казачье письмо…».


Тереза Авильская

«…– Ничто тебя да не смутит, ничто тебя да не остановит, ничто тебя да не устрашит – сам Господь с тобой.Такие слова Терезы Авильской вырезаны на ее статуе.Это – одна из самых вдохновенных скульптур Беклемишевой…».


Первопрестольная: далёкая и близкая. Москва и москвичи в прозе русской эмиграции. Т. 1

Первое в России издание, посвящённое «московской теме» в прозе русских эмигрантов. Разнообразные сочинения — романы, повести, рассказы и т. д. — воссоздают неповторимый литературный «образ» Москвы, который возник в Зарубежной России.В первом томе сборника помещены произведения видных прозаиков — Ремизова, Наживина, Лукаша, Осоргина и др.


Цветы ядовитые

И. С. Лукаш (1892–1940) известен как видный прозаик эмиграции, автор исторических и биографических романов и рассказов. Менее известно то, что Лукаш начинал свою литературную карьеру как эгофутурист, создатель миниатюр и стихотворений в прозе, насыщенных фантастическими и макабрическими образами вампиров, зловещих старух, оживающих мертвецов, рушащихся городов будущего, смерти и тления. В настоящей книге впервые собраны произведения эгофутуристического периода творчества И. Лукаша, включая полностью воспроизведенный сборник «Цветы ядовитые» (1910).


Граф Калиостро

Повесть о философском камне, госпоже из дорожного сундука, великих розенкрейцерах, волшебном золоте, московском бакалавре и о прочих чудесных и славных приключениях, бывших в Санкт-Петербурге в 1782 году.


Рекомендуем почитать
Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.