Голое небо - [4]

Вознесена над миром и судьбой,

И мы в Твоей неколебимой власти.

Вокруг тебя — суровый, вечный храм:

Кадильницы планет, тобой заклятых,

И пламенных дыханий фимиам,

И кровь живых, мучительно распятых.

И в вышине — над гибелью живых —

Звучание насмешливого хора…

Горит рука в запястьях огневых

Стоящего над миром Дирижера.

Мы на Кресте спокойно примирились,

Мы поняли проклятий шутовство,

И мудрости жестокой поклонились,

И мы — Твои, слепое божество.

1918

Павловск

В этом парке надо чтить обряд:

Поиграть старинною печалью,

Погрустить, любуясь темной далью,

Где туманы, дымы и закат.

Но чтоб мягче погрустили мы,

Эти воды мертвенно-покойны,

И круглятся плавные холмы,

И деревья встали цепью стройной.

И всегда веселый этот стих

Здесь печалям сладким не изменит,

В тихой думе на мосту оленей,

У прудов студено-неживых.

1921

Крез

Проходит жизнь, и мне не горько,

Что я богатства не нашел,

И в самой маленькой каморке

Просторно мне и хорошо.

И все свободнее теперь я

В мои спускаюсь тайники,

Где поэтические перлы

Моей любви, моей тоски.

Кровати жалкое железо

И небеленая стена,

И все-таки богаче Креза

Владелец творческого сна.

1924

У театрального фойе

Огни и тени. Легкие перила

И переходов странные углы,

И призраки гуляющих проплыли,

И стынут неподвижные светила

В спиральных клубах синеватой мглы.

Назойливо-блистательные люстры,

И белый холод мраморных колонн,

И дальней музыки неверный звон,

Но мысли спутаны и слишком густо

Надышан воздух, ласковый, как сон.

Закрыв глаза, я вижу снова залы,

Прилив огней и лестницы пролет,

За синей мглой блестят и дышат залы…

И сна уж нет, и, чудным светом залит,

Я чую вновь и толпы, и тепло.

И пусть легко в сумбурных переходах

Запутаться, и мысль — как смутный сон,

И бесконечна лестница времен.

Но что мне время, и что сон и холод!

Я в синем дыме вовсе растворен.

1924

Март

Только в марте и бывает

Смертная тоска,

И томят огни, трамваи,

Лужи, облака.

И опять о счастье глупый

Плакал человек,

И опять уныло хлюпал

Под ногами снег.

Март 1927

«Ночью долго мне не спится…»

Ночью долго мне не спится,

Память — душная темница,

И тяжелые тиски

Самой каменной тоски.

О несбыточной свободе

Я тоскую сам не свой,

И вода в водопроводе

Глухо плачет за стеной.

1926

Я долго брел без цели

Я долго брел без думы и без цели

Среди осенней сумеречной мглы,

И лиловели тонкие стволы

В зеленовато-сером можжевеле.

И ветр, недавно певший еле-еле,

Уже слагал безумию хвалы,

И пенные бурунные валы

Зеленошерстные вдали ревели.

И вот я видел ясно каждый вал,

Звереющий, швыряя пеной шаткой

Над каменной квадратною площадкой,

Где я сонетом звонким измерял,

Как и во мне, и на море крепчали

Порывы дикой, яростной печали.

1923

«Когда я безумно устану…»

Когда я безумно устану

От вечных словесных трудов,

Когда сочинять я не стану

Назойливо-ярких стихов,

Когда до конца я истрачу

Запасы бенгальских огней, —

Я знаю, я тихо заплачу

О жизни нелепой моей.

И вспомню те ранние зори,

Когда я был радостно нов,

Они утонули в позоре

Надуманно-ярких стихов.

1925

«А ты, поэт, мечтатель и повеса…»

Они живут средь гладкого напева,

Их жизнь надменна и пуста…

А ты, поэт, мечтатель и повеса,

В «сегодня» видел лишь врага,

Гулял в веках и гущу их навеса,

Как ветви, мягко раздвигал.

И пусть надменны силы тяготенья,

И тихо катятся века,

Но за оградой первого стремленья

Даль осязательно близка.

И будет мир единой, стройной цели,

Благие, мертвые сады,

И для него в мечтах твоих созрели

Железных мускулов плоды.

И музыке торжественного слова,

И соловьям стальным внемли,

И полюби грядущий рай плодовый,

Созданье лучшее земли.

1925

Поэт

Ты не боец, и ты стоял в сторонке

От бурь и битв, и ты не знаешь сам,

За что тебе дается голос звонкий

И вдохновение приходит по ночам.

Ах, молодость и силы для того ли,

Чтобы лишь изредка, едва-едва,

От дикого вина гражданской воли

Твоя кружилась голова.

И вот опять чужой звериной сшибке,

Ты слышишь песни нежной старины,

Или губам твоим лишь по ошибке

Напевы звучные даны.

1924

Алхимик

В квадратной келье длительно и мерно,

Моя надежда, умирала ты

И меркла средь вечерней темноты,

Как этот луч над башенкой химерной.

А все-таки моя дрожит рука

Над колбами, над порошком растертым,

Неугомонные звенят реторты,

Как музыка волшебная, пока —

Не помутится бедное сознанье,

И с наступленьем завтрашнего дня

Мне не почудится, что все вокруг меня

Лишь золота чистейшее сиянье.

1923

Под осыпающейся черемухой

Что ни звук — неудачи и промахи,

И не могут слова передать

Эти чары дурманной черемухи,

Этих белых смертей благодать.

Формы, запахи, звуки весенние,

Я назвать их, назвать лишь могу,

Ах, поверил я в глупом волнении

Бормотанью бессвязному губ.

«Но взгляни: эти дымно-молочные

Осыпаются мягко цветы,

И не стоят такие непрочные,

Чтобы вечное выдумал ты.

Полюби же блестящие промахи,

И веселых смертей благодать,

И словами нарядней черемухи

Дни печали сумей засыпать».

1925

«И зачем мне нужно слово…»

И зачем мне нужно слово,

Право, лучше спать,

Чем из воздуха ночного

Слово создавать.

И напрасен лунный зоркий

И пытливый взгляд,

Вещи спряталися в норки

И глубоко спят.

Тихо. Тихо. Только мышки

Путаются тут,

И одни слова-пустышки

По ночам живут.

1927

Болото

Осенний ветер воет выпью,

Противны, мутны облака,

Я с воздухом болотным выпью

Тебя, вечерняя тоска.

Я сам спокойный и незрячий,