Голое небо - [2]

Шрифт
Интервал


Борис Эйзенбаум


11 апреля 1929 г. Ленинград


СТИХИ (Ленинград, 1929)

Луна

Туманы. Облачная ризница
И блеск нарядов парчевых,
И ты, небесная капризница,
Луна, ты примеряешь их.
И хмуришься недоумелая,
И, видно, взять не можешь в толк,
Нарядней ли молочно-белая
Парча или зеленый шелк.
Но, утомясь игрой ненужною,
Решаешь: «Лучше быть простой»,
И утешаешься жемчужною,
Великолепной наготой.
1925

Проба пера

Надо долго ждать и пробовать
Силу первого пера,
Чтоб наверно знать, до гроба ли
Будет муза нам сестра.
Будет ли в твоих творениях
Буква каждая остра,
Словно ты писал на дереве
Верной сталью топора.
Иль как перышко пуховое
Улетит она легка
В небеса и в вечно-новые,
Перистые облака.
Не зови ж ее изменницей
И коварной не зови,
Раз она как небо пенное
Или сны твоей любви.
И не знаю я, до гроба ли
Будет муза мне сестра,
Но я долго-долго пробовал
Тайну первого пера.
1923

Русь

Я знаю: Русь еще лесная,
За далью полевых полос,
Уездная и волостная,
С узлами лиственных волос.
Здесь люди мудрые как звери,
Их мысли — сумеречный лес,
Языческая тьма поверий
И быта древнего навес.
И властны сон и наважденье,
Совиной тьмою веет Русь,
И завтрашнее пробужденье
Восславить я не тороплюсь.
И Русь моя еще лесная,
За далью полевых полос,
Уездная и волостная,
С узлами лиственных волос.
Осень 1926

Свеча гаснет

Мне грустно, друг… Повсюду смерть.
Взгляни: мой огонек был ярок,
И вот лишь черненькая жердь
Поддерживает весь огарок.
Все счастье, видишь, сожжено,
И смерть — одна лишь остается,
Как вязко восковое дно
Зелено-ржавого колодца.
Но перед тем как умереть,
Огонь скорбит о доле тленной,
И к меди ластится, но медь
Недосягаема, надменна.
Еще вздохнул… В последний раз
С последней мукой встрепенется…
О, страшный миг! Сейчас, сейчас
Он в бездне жадной захлебнется.
1920

Финляндия

Здесь всюду незнакомый зодчий
Дворцы гранитные простер,
И мир торжественный здесь жестче
Над гладью скованных озер.
Здесь лес — загадочный и вражий,
И сердце думает с тоской:
Что вечность? — Оползни овражьи,
Да вереск тонкий и сухой.
Здесь глубь стального горизонта
Тоской бессмертной зажжена,
И розовою Джиокондой
Застыла мудрая сосна.
А дальше снова тот же зодчий
Дворцы гранитные простер,
И мир торжественный все жестче
Над гладью скованных озер.
1925

Песнь будущего

Будут глубже и глубже все вещи
В грудь земную врастать и врастать,
А тяжелые песни зловещей
Над землею сурово звучать.
Этим ритмам не будет предела,
А земному тверденью границ.
Станет камнем живущее тело,
Камнем маски застывшие лиц.
И тогда мудрецы и поэты
Воспоют не улыбки, мечты,
Только мощь отвердевшей планеты,
Только праздник стальной красоты.
1920

«Да, я поэт, но мой пчелиный труд…»

Да, я поэт, но мой пчелиный труд
Ведь не оценят нынче, не поймут,
И за словесный, сладкий, вечный мед
Никто, никто мне руку не пожмет.
1918

Игра

Игра… игра… бессмысленно и пусто,
Играя нами, эта жизнь пройдет:
То мучает, то звучное искусство
Нам в утешение дает.
И новые игрушечные души
Вдувая в наши грубые тела,
Звучанье музыки легко заглушит
Добра суровые колокола.
И оглушенные, как мы услышим
Хоть что-нибудь из шума бытия?
И опьяняясь звуковым гашишем,
Что знаем мы? Лишь сладость забытья.
Но пусть играют тени и обличья,
Пусть возбудительно они остры,
Нам не забыть о смерти, о величье
Последней роковой игры.
1919

Первый снег

Все это так банально,
Как сказочка Перро,
И в рощице печальной
Сияет серебро.
Она, как та царевна,
Уснет под гул угроз,
А этот ветер гневный —
Как фея — Карабос.
И над широким кленом,
Забыв свой красный плащ,
И с криком, и со стоном
Колдунья злая вскачь.
Пусть. Я-то знаю мудрый
Банальный эпилог,
Что принц золотокудрый
Все оживляет в срок.
И вновь под знойной лаской
Растает серебро,
О, вечная развязка
По сказочке Перро.
1922

«Целый мир с горами и морями…»

Целый мир с горами и морями,
С тесным строем золотых светил,
Все, что бережно хранила память,
Образ твой сегодня заслонил.
Как найду потерянные вещи,
Белый свет и синий небосвод?
Но любовь все ближе и зловещей,
Ничего она мне не вернет.
Январь 1927

«В ночном застывающем страхе…»

В ночном застывающем страхе,
В тумане томлений ночных,
Трехстопный простой амфибрахий
Мне ближе размеров других.
О, слушать упрямый, негибкий
Напев с удареньями бед
И чуять: не будет ошибки
В моей неуклонной судьбе.
1925

Старинный пейзаж (Сонет)

Все вижу я коричневатый дом,
Такой уютный и такой старинный,
И серебристые вдали равнины,
И вязы, и дубы в саду глухом.
Так ясен день. И тишина кругом.
Здесь, верно, жизнь рассказ спокойный, длинный:
Рожденья, свадьбы, мирные кончины,
Гармония в грядущем и в былом.
Но чу! — Вдали разводят мост подъемный,
Вода под ним застыла ртутью темной,
На серой башне огонек зажжен.
И наползают сумерки, и тени
Уж подготавливают черный фон
Для самых жутких, диких преступлений.
1923

Казанский собор

Где тротуар за длинной цепью
И неожиданный простор,
И где зовет к великолепью
Огромный сумрачный собор,
Я столько раз стоял взволнован
Его спокойной простотой,
И вереницей дум окован —
Окаменелый и немой.
О, если б и мои творенья,
Созданья ветреной мечты,
Умел бы я слагать, как звенья,
И камни вечной красоты!
Апрель 1925

Сальери

Я с каждым днем безмолвней и суровей,
Что ж, есть во мне биенье жадной крови,
Но музыкой она не потечет.
И я таю в заученном размере —

Рекомендуем почитать
Живой текст. Как создавать глубокую и правдоподобную прозу

Карен Визнер, опытный автор, в арсенале которой более 120 опубликованных работ, предлагает действенную методику по написанию ярких, запоминающихся и глубоких художественных произведений, будь то короткий рассказ, повесть или роман. Вы научитесь создавать захватывающие сюжеты, детально проработанные сцены и образы героев в реалистичной обстановке. Разборы примеров из классической литературы, сводные таблицы и другие рабочие материалы, а также различные практические упражнения помогут вам освоить и улучшить навыки литературного мастерства.Книга будет интересна как начинающим, так и состоявшимся писателям, а также всем любителям художественной литературы.На русском языке издается впервые.


Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Данное исследование частично выполняет задачу восстановления баланса между значимостью творчества Стругацких для современной российской культуры и недополучением им литературоведческого внимания. Оно, впрочем, не предлагает общего анализа места произведений Стругацких в интернациональной научной фантастике. Это исследование скорее рассматривает творчество Стругацких в контексте их собственного литературного и культурного окружения.


Книга, обманувшая мир

Проблема фальсификации истории России XX в. многогранна, и к ней, по убеждению инициаторов и авторов сборника, самое непосредственное отношение имеет известная книга А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». В сборнике представлены статьи и материалы, убедительно доказывающие, что «главная» книга Солженицына, признанная «самым влиятельным текстом» своего времени, на самом деле содержит огромное количество грубейших концептуальных и фактологических натяжек, способствовавших созданию крайне негативного образа нашей страны.


По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Особая творческая атмосфера – та черта, без которой невозможно представить удивительный город Одессу. Этот город оставляет свой неповторимый отпечаток и на тех, кто тут родился, и на тех, кто провёл здесь лишь пару месяцев, а оставил след на столетия. Одесского обаяния хватит на преодоление любых исторических превратностей. Перед вами, дорогой читатель, книга, рассказывающая удивительную историю о талантливых людях, попавших под влияние Одессы – этой «Жемчужины-у-Моря». Среди этих счастливчиков Пушкин и Гоголь, Бунин и Бабель, Корней Чуковский – разные и невероятно талантливые писатели дышали морским воздухом, любили, творили.


«Свеча горела…» Годы с Борисом Пастернаком

«Во втором послевоенном времени я познакомился с молодой женщиной◦– Ольгой Всеволодовной Ивинской… Она и есть Лара из моего произведения, которое я именно в то время начал писать… Она◦– олицетворение жизнерадостности и самопожертвования. По ней незаметно, что она в жизни перенесла… Она посвящена в мою духовную жизнь и во все мои писательские дела…»Из переписки Б. Пастернака, 1958««Облагораживающая беззаботность, женская опрометчивость, легкость»,»◦– так писал Пастернак о своей любимой героине романа «Доктор Живаго».


Ex ungue leonem. Детские рассказы Л. Толстого и поэтика выразительности

В книге впервые собран представительный корпус работ А. К. Жолковского и покойного Ю. К. Щеглова (1937–2009) по поэтике выразительности (модель «Тема – Приемы выразительности – Текст»), созданных в эпоху «бури и натиска» структурализма и нисколько не потерявших методологической ценности и аналитической увлекательности. В первой части сборника принципы и достижения поэтики выразительности демонстрируются на примере филигранного анализа инвариантной структуры хрестоматийных детских рассказов Л. Толстого («Акула», «Прыжок», «Котенок», «Девочка и грибы» и др.), обнаруживающих знаменательное сходство со «взрослыми» сочинениями писателя.


Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Чужая весна

Вере Сергеевне Булич (1898–1954), поэтессе первой волны эмиграции, пришлось прожить всю свою взрослую жизнь в Финляндии. Известность ей принес уже первый сборник «Маятник» (Гельсингфорс, 1934), за которым последовали еще три: «Пленный ветер» (Таллинн, 1938), «Бурелом» (Хельсинки, 1947) и «Ветви» (Париж, 1954).Все они полностью вошли в настоящее издание.Дополнительно републикуются переводы В. Булич, ее статьи из «Журнала Содружества», а также рецензии на сборники поэтессы.


Невидимая птица

Лидия Давыдовна Червинская (1906, по др. сведениям 1907-1988) была, наряду с Анатолием Штейгером, яркой представительницей «парижской ноты» в эмигрантской поэзии. Ей удалось очень тонко, пронзительно и честно передать атмосферу русского Монпарнаса, трагическое мироощущение «незамеченного поколения».В настоящее издание в полном объеме вошли все три  прижизненных сборника стихов Л. Червинской («Приближения», 1934; «Рассветы», 1937; «Двенадцать месяцев» 1956), проза, заметки и рецензии, а также многочисленные отзывы современников о ее творчестве.Примечания:1.


Пленная воля

Сергей Львович Рафалович (1875–1944) опубликовал за свою жизнь столько книг, прежде всего поэтических, что всякий раз пишущие о нем критики и мемуаристы путались, начиная вести хронологический отсчет.По справедливому замечанию М. Л. Гаспарова. Рафалович был «автором стихов, уверенно поспевавших за модой». В самом деле, испытывая близость к поэтам-символистам, он охотно печатался рядом с акмеистами, писал интересные статьи о русском футуризме. Тем не менее, несмотря на обилие поэтической продукции, из которой можно отобрать сборник хороших, тонких, мастерски исполненных вещей, Рафалович не вошел практически ни в одну антологию Серебряного века и Русского Зарубежья.