Голое небо - [2]

Борис Эйзенбаум

11 апреля 1929 г. Ленинград

СТИХИ (Ленинград, 1929)

Луна

Туманы. Облачная ризница

И блеск нарядов парчевых,

И ты, небесная капризница,

Луна, ты примеряешь их.

И хмуришься недоумелая,

И, видно, взять не можешь в толк,

Нарядней ли молочно-белая

Парча или зеленый шелк.

Но, утомясь игрой ненужною,

Решаешь: «Лучше быть простой»,

И утешаешься жемчужною,

Великолепной наготой.

1925

Проба пера

Надо долго ждать и пробовать

Силу первого пера,

Чтоб наверно знать, до гроба ли

Будет муза нам сестра.

Будет ли в твоих творениях

Буква каждая остра,

Словно ты писал на дереве

Верной сталью топора.

Иль как перышко пуховое

Улетит она легка

В небеса и в вечно-новые,

Перистые облака.

Не зови ж ее изменницей

И коварной не зови,

Раз она как небо пенное

Или сны твоей любви.

И не знаю я, до гроба ли

Будет муза мне сестра,

Но я долго-долго пробовал

Тайну первого пера.

1923

Русь

Я знаю: Русь еще лесная,

За далью полевых полос,

Уездная и волостная,

С узлами лиственных волос.

Здесь люди мудрые как звери,

Их мысли — сумеречный лес,

Языческая тьма поверий

И быта древнего навес.

И властны сон и наважденье,

Совиной тьмою веет Русь,

И завтрашнее пробужденье

Восславить я не тороплюсь.

И Русь моя еще лесная,

За далью полевых полос,

Уездная и волостная,

С узлами лиственных волос.

Осень 1926

Свеча гаснет

Мне грустно, друг… Повсюду смерть.

Взгляни: мой огонек был ярок,

И вот лишь черненькая жердь

Поддерживает весь огарок.

Все счастье, видишь, сожжено,

И смерть — одна лишь остается,

Как вязко восковое дно

Зелено-ржавого колодца.

Но перед тем как умереть,

Огонь скорбит о доле тленной,

И к меди ластится, но медь

Недосягаема, надменна.

Еще вздохнул… В последний раз

С последней мукой встрепенется…

О, страшный миг! Сейчас, сейчас

Он в бездне жадной захлебнется.

1920

Финляндия

Здесь всюду незнакомый зодчий

Дворцы гранитные простер,

И мир торжественный здесь жестче

Над гладью скованных озер.

Здесь лес — загадочный и вражий,

И сердце думает с тоской:

Что вечность? — Оползни овражьи,

Да вереск тонкий и сухой.

Здесь глубь стального горизонта

Тоской бессмертной зажжена,

И розовою Джиокондой

Застыла мудрая сосна.

А дальше снова тот же зодчий

Дворцы гранитные простер,

И мир торжественный все жестче

Над гладью скованных озер.

1925

Песнь будущего

Будут глубже и глубже все вещи

В грудь земную врастать и врастать,

А тяжелые песни зловещей

Над землею сурово звучать.

Этим ритмам не будет предела,

А земному тверденью границ.

Станет камнем живущее тело,

Камнем маски застывшие лиц.

И тогда мудрецы и поэты

Воспоют не улыбки, мечты,

Только мощь отвердевшей планеты,

Только праздник стальной красоты.

1920

«Да, я поэт, но мой пчелиный труд…»

Да, я поэт, но мой пчелиный труд

Ведь не оценят нынче, не поймут,

И за словесный, сладкий, вечный мед

Никто, никто мне руку не пожмет.

1918

Игра

Игра… игра… бессмысленно и пусто,

Играя нами, эта жизнь пройдет:

То мучает, то звучное искусство

Нам в утешение дает.

И новые игрушечные души

Вдувая в наши грубые тела,

Звучанье музыки легко заглушит

Добра суровые колокола.

И оглушенные, как мы услышим

Хоть что-нибудь из шума бытия?

И опьяняясь звуковым гашишем,

Что знаем мы? Лишь сладость забытья.

Но пусть играют тени и обличья,

Пусть возбудительно они остры,

Нам не забыть о смерти, о величье

Последней роковой игры.

1919

Первый снег

Все это так банально,

Как сказочка Перро,

И в рощице печальной

Сияет серебро.

Она, как та царевна,

Уснет под гул угроз,

А этот ветер гневный —

Как фея — Карабос.

И над широким кленом,

Забыв свой красный плащ,

И с криком, и со стоном

Колдунья злая вскачь.

Пусть. Я-то знаю мудрый

Банальный эпилог,

Что принц золотокудрый

Все оживляет в срок.

И вновь под знойной лаской

Растает серебро,

О, вечная развязка

По сказочке Перро.

1922

«Целый мир с горами и морями…»

Целый мир с горами и морями,

С тесным строем золотых светил,

Все, что бережно хранила память,

Образ твой сегодня заслонил.

Как найду потерянные вещи,

Белый свет и синий небосвод?

Но любовь все ближе и зловещей,

Ничего она мне не вернет.

Январь 1927

«В ночном застывающем страхе…»

В ночном застывающем страхе,

В тумане томлений ночных,

Трехстопный простой амфибрахий

Мне ближе размеров других.

О, слушать упрямый, негибкий

Напев с удареньями бед

И чуять: не будет ошибки

В моей неуклонной судьбе.

1925

Старинный пейзаж (Сонет)

Все вижу я коричневатый дом,

Такой уютный и такой старинный,

И серебристые вдали равнины,

И вязы, и дубы в саду глухом.

Так ясен день. И тишина кругом.

Здесь, верно, жизнь рассказ спокойный, длинный:

Рожденья, свадьбы, мирные кончины,

Гармония в грядущем и в былом.

Но чу! — Вдали разводят мост подъемный,

Вода под ним застыла ртутью темной,

На серой башне огонек зажжен.

И наползают сумерки, и тени

Уж подготавливают черный фон

Для самых жутких, диких преступлений.

1923

Казанский собор

Где тротуар за длинной цепью

И неожиданный простор,

И где зовет к великолепью

Огромный сумрачный собор,

Я столько раз стоял взволнован

Его спокойной простотой,

И вереницей дум окован —

Окаменелый и немой.

О, если б и мои творенья,

Созданья ветреной мечты,

Умел бы я слагать, как звенья,

И камни вечной красоты!

Апрель 1925

Сальери

Я с каждым днем безмолвней и суровей,

Что ж, есть во мне биенье жадной крови,

Но музыкой она не потечет.

И я таю в заученном размере —