Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана - [88]
Во-вторых, пример казахского голода показывает, что ряд существующих объяснений украинского голода уже не выдерживают критики. Коллективизация не была нападением исключительно на крестьянство – это была общесоюзная атака на чуждые категории населения. Казахский кризис начался еще до украинского (масштабный голод ударил по Казахстану зимой 1930/1931 года, а по Украине – зимой 1931/1932-го), и ряд жестоких методов, например закрытие границ, были испробованы в Казахстане раньше, чем на Украине. Эти данные противоречат утверждению, что особая тактика, использованная властями против голодающих украинцев, положила начало новым методам обращения с национальными группами918. Другие жестокие технологии, использованные в Казахстане, наоборот, были смоделированы по образцу тех, что применялись против голодающих украинцев. Казахский крайком 10 ноября 1932 года разрешил использование террора, аналогичного тому, что был применен против украинцев на Кубани всего за несколько дней до того. Как показывают эти примеры, союзное руководство не воспринимало один голод в отрыве от другого. Напротив, методы, применяемые в одном случае, влияли на выбор тактики в другом случае.
Наконец, включение казахского голода в общий нарратив о коллективизации показывает необходимость пересмотреть наши представления о государственном насилии против определенных этнических групп и о настроениях советского руководства. Отношения украинцев с властью были традиционно сложными, чего нельзя сказать о казахах. Но реакция государства в этих двух случаях мало чем различается. В Казахстане, как и на Украине, в годы голода было несколько волн репрессий против местных элит, в том числе против Алаш-Орды. Как и на Украине, неудачи сельского хозяйства были непосредственно связаны с вопросами национальной культуры. В то время как голод усиливался, партийные деятели продолжали решительный натиск на кочевой образ жизни, исходя из привычных стереотипов, в частности из представления, что кочевники по-прежнему располагают огромными стадами.
В декабре 1932 года вышло два отдельных постановления, в которых Политбюро критиковало политику украинизации, включавшую в себя поддержку украинских партийных деятелей и украинского языка. Впоследствии многие ученые сочли эти постановления исключительными, указывающими на решительный поворот в советской политике национальностей, в частности, к коллективному наказанию украинцев как национальной группы919. Но, как показывает пример Казахстана, в отношениях с национальными кадрами всегда была напряженность. Союзное руководство стремилось к продвижению казахских и украинских кадров, но в неменьшей степени и к контролю над ними. Эти постановления Политбюро были частью более широкой картины.
Следует ли называть казахский голод геноцидом? Это зависит от того, какое определение геноцида мы будем использовать. Термин «геноцид» впервые применил Рафаэль Лемкин, польско-еврейский юрист, объяснивший свое понимание данного термина в книге «Правление государств „Оси“ в оккупированной Европе»920. Термин Лемкина приобрел дополнительное значение в 1948 году, когда Генеральная Ассамблея ООН приняла Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Этот документ (известный также как Конвенция о геноциде) определяет геноцид следующим образом:
…действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:
а) убийство членов такой группы;
b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;
с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;
d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;
e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую921.
Таким образом, чтобы какая-то политика подпадала под юридическое определение геноцида, она должна сочетать в себе определенные действия (a–e) и намерение «уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу». Если же речь идет о политических группах, тогда это определение не действует, поскольку ограничивает возможные жертвы геноцида национальными, этническими, расовыми или религиозными группами. В ходе переговоров, предшествовавших заключению конвенции, Советский Союз был одним из тех государств, которые успешно боролись против упоминания о политических группах922.
Советская власть стремилась радикально трансформировать казахское общество и не беспокоилась о том, что подобная трансформация приведет к бескрайним людским страданиям. Однако нет никаких данных, что эти планы насильственной модернизации когда-либо включали в себя стремление уничтожить казахов как группу. Хотя московское руководство в самый разгар голода прибегало к таким безжалостным мерам, как изгнание голодающих беженцев из городов и занесение деревень на черную доску, целью этой тактики была не борьба с казахами как таковыми, а всего лишь решение проблем, которые власть считала политическими, – остановить распространение болезней, ликвидировать беспорядки в городах, нехватку хлеба на государственных рынках. Таким образом, с точки зрения Конвенции о геноциде, которая и есть источник юридического определения геноцида, казахский голод геноцидом, по-видимому, не является, поскольку существующие данные не указывают на то, что власти стремились уничтожить казахов как этническую группу. Впрочем, если мы обратимся к первоначальному определению геноцида, которое сформулировал Лемкин и которое включает не только физическое уничтожение, но и политическое, социальное или культурное, то казахский голод, вероятно, можно считать геноцидом. Ведь при помощи коллективизации советское руководство стремилось уничтожить кочевой образ жизни – ключевую часть казахской культуры и идентичности.
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.