Голод и тьма - [8]

Такого я не ожидал, но что делать? Пришлось поклониться и поблагодарить царя.

После еды, он стал расспрашивать нас о наших землях. Я ему показал на планшете, найденном нами на "Святой Елене", фотографии наших мест, а также Святой Елены, Гогланда и Котлина. Он сказал:

– Забавная у тебя штучка.

Я, как и намеревался, подарил планшет царю, а к нему солнечное зарядное устройство, объяснив ему, как им пользоваться. И показал ему, что на планшет мы загрузили много книг, и как их читать.

– Благодарю тебя, княже, и за этот дар. Научишь меня сегодня читать по-вашему?

– Научу, государю. Если у вас есть время, то именно сейчас, пока Святейший не приехал. Это быстро.

– Вот и хорошо. Постой, а вот это что?

Он нечаянно нажал пальцем на иконку, и на экране появилось наше свадебное фото. Как оно туда попало, не знаю. Красный как рак, я что-то промямлил, но царь спросил:

– А это княгиня твоя?

– Да, батюшко, хотела со мной путешествовать, да забрюхатела. Увижу ее, и дитя свое, нескоро еще.

– Хороша у тебя супруга… – Он задумался, хлопнул в ладоши, и сказал пришедшему человеку что-то на ухо. Вскоре мне принесли перстень с огромным красным камнем – как потом оказалось, рубином.

– Подаришь это супруге твоей, скажешь ей, от самого царя. А сейчас пряники принесут, поедим их, а потом ты меня вашей грамоте учить будешь.

4. Громыко шестнадцатого века

Весь вечер мы провели с государем – сначала занимались грамотой (впрочем, через полчаса он уже свободно читал новый шрифт), потом я ему рассказывал про наши странствия и про наши планы. Густава он обещал позвать в Москву, чтобы мы взяли его с собой, когда поедем обратно в Александров. Он рассказал и про свои болезни, после чего я прислал к нему Володю Неверова, «дворянина», два года проучившегося в медицинском институте, прежде чем уйти в морскую пехоту. Тот обследовал царя и нашел у него повышенное кровяное давление, а также кое-какие другие болячки. И, как ни странно, смог так рассказать обо всем этом Борису, что тот не просто не обиделся, а пообещал, поелику возможно, следовать его советам, а также пить лекарства, прописанные Володей. Потом, конечно, придется это скоординировать с Ренатой – все-таки она настоящий врач – но по тем временам она не могла ни обследовать, ни напрямую лечить мужчину, а уж тем более царя.

Кроме того, царь обещал подумать, кого он назначит своим наместником в Русской Америке. Моё предложение послать сына Богдана Хорошева, Тимофея, ему понравилось. Я подумал, что, если тот согласится, кандидатура была бы неплохой – все-таки молодой Хорошев неглуп, да и мы уже нашли с ним общий язык.

После ужина, практически не уступавшего по обилию и пышности обеду, один из рынд отвел нас в гостевой домик рядом с царским теремом:

– Вот это горница – твоя, княже. А вот эта – для людей твоих. Ежели что потребно будет, девку позовёшь, – и по выражению его лица я понял, что "девка" сможет не только принести мёда или взбить перину. Но подобное времяпровождение в мои планы не входило, и я начал готовиться ко сну.

У Богдана меня одели в "подобающую" одежду, и я быстро понял, что так просто снять её не получится. Но когда я превозмог себя и открыл дверь, чтобы позвать девку, я увидел юношу в более простой одежде, нежели у бояр.

– Княже, тебя изволит видеть Василий Яковлевич Щелкалов.

– Хорошо, – сказал я и по наитию ухватил подготовленный мною несколько для другого портфель, после чего пошёл вслед за молодым человеком, попутно отбиваясь от комаров. Шли мы довольно долго, и я было подумал, что зря не взял с собой никого из охраны – вдруг меня захотят похитить? Единственное, что меня успокаивало, было то, что времени было около половины восьмого, и до заката оставалось более получаса, а до ночи – все полтора. Так что, если я исчезну, то хоть кто-нибудь увидит, кто меня сопровождал; а его бы узнали, случайных людей здесь не было.

Но страхи мои оказались беспочвенными – вскоре мы дошли до дома, стоявшего чуть на отшибе.

В горнице со слюдяным окном сидел сам глава Посольского приказа. Увидев меня, он встал:

– Благодарю тя, княже, что пришёл ко мне, несмотря на поздний час. Садись. Петька, налей нам вина.

Юноша, который меня привёл, взял два кубка настоящего венецианского стекла и кувшин, и рубиновая жидкость – почти чёрная в лучах предзакатного солнца – полилась в резные ёмкости. Затем он поднял кубок, я последовал его примеру, и мы отпили по глотку. Вино оказалось, с учётом тогдашних реалий, отменным – чуть сладковатым, но с весьма интересным и многогранным букетом.

– Мне намедни персидский посол в дар привёз.

– Доброе вино, – я уже понял, что "хорошее" здесь говорят редко.

– И мне так подобается, княже, – одними губами улыбнулся тот. – А теперь говори мне, кто ты есть на самом деле. Петька пусть послушает – он мой подьячий, мыслю, когда-нибудь и он станет дьяком приказа. Светлая у него голова.

Петька… Петька… Мне в голову лезли анекдоты про Василия Иваныча, коих я немало наслушался с момента прибытия на Русь века двадцатого. Но здесь явно не тот случай. И вдруг меня осенило.

– А ты не Пётр ли Третьяков?

– Тако есть, – обескураженно ответил молодой человек, который в нашей истории действительно стал несколько позже главой Посольского приказа. А Василий Яковлевич построжел ещё: