Голливуд - [53]
Шофер посмотрел мне в глаза.
— Будьте добры, скажите вашей супруге, что нам далеко ехать. Нельзя опаздывать.
— Это кто распорядился?
— Мистер Фридман.
Я вошел в дом и крикнул из прихожей:
— Сара, лимузин у подъезда, шевелись!
— Он раньше времени явился.
— Да, но в пятницу вечером полно машин, а ехать далеко.
— Я сейчас. Не волнуйся. Успеем.
Я открыл банку пива и включил телевизор. Показывали борьбу. Ребята себя не жалели. Они, конечно, были покрепче, чем мы в их годы. Я прямо диву давался, как они мутузили друг дружку и не сдавались. Месяцы трудов на беговой дорожке и в зале выдержать невероятно трудно. Потом два-три дня интенсивнейшей тренировки накануне ответственной встречи. Тут главное — форма. Талант и кураж обязательны, но если ты не в форме, они ни к чему.
Я любил смотреть драки. Что-то в них напоминало мне писательство. И тут, и там необходимы все те же три вещи — талант, кураж и форма. Только в одном случае форма физическая, а в другом — интеллектуальная, духовная. Нельзя быть писателем каждую минуту жизни. Ты становишься им, садясь за машинку. Когда ты за ней сидишь, остальное уже не так трудно. Самое трудное — заставить себя сесть на этот стул. И это удается не всегда. Ведь у тебя все как у людей — мелкие заботы, большие беды, хвори и невзгоды. И чтобы одолеть всех этих бесов, которые стараются загнать тебя в угол, нужно быть в отличной форме. Вот урок, который я вынес для себя, наблюдая борьбу, скачки, видя, как жокеи преодолевают невезуху, подвохи и ужас перед барьером. Я пишу о жизни — ха-ха! На самом деле я не перестаю восхищаться незаметным мужеством людей, которые вот так живут день за днем. И это придает мне силы.
Сара спустилась по лестнице. Выглядела она сногсшибательно.
— Поехали!
Я выключил телевизор. Мы вышли.
Я познакомил Сару с шофером.
— Сара! Сара! Сара! — орали ребятишки. Они ее обожают. — Сара, можно с вами?
— Маму спросите, — смеясь, отвечала она.
Маму? Почему никто никогда не спрашивает папу?
Шофер открыл нам дверцу. Лимузин легко тронулся с места, поехал, ребята бежали за ним вдоль забора. Господи, вот помру я скоро, а половина из них усядется за компьютеры и почнет выстукивать всякую белиберду.
Мы спустились с холма и откупорили первую бутылку вина. Я налил его в высокие фужеры.
Я включил телевизор. Он тот канал не ловил. Я его выключил.
— Вы дорогу знаете? — спросила Сара шофера.
— Конечно.
Сара взглянула на меня.
— Думал ли ты когда-нибудь, что белый лимузин повезет тебя на премьеру фильма, поставленного по твоему сценарию?
— Никогда. Слава Богу, мне уже не придется ночевать на скамейке парка.
— Обожаю лимузины. Чувствуешь, как гладко едем?
— Скользим, а не едем. Скользим прямо в ад. Дай-ка я тебе подолью.
— Чудесное вино.
— О да.
Мы вывернули вверх на шоссе Харбор и въехали на северную часть фривэя Сан-Диего. Ненавижу этот Сан-Диего. Всегда там пробки. Начал накрапывать дождик.
— Ну вот, — сказал я. — Дождь пошел. — Сейчас все машины станут. Калифорнийские водители не умеют ездить в дождь. Либо начинают гнать, либо едут, как на похоронах. В основном — как на похоронах едут.
— Ну, теперь опоздаем, — сказала Сара.
— Как пить дать, крошка.
Дождь разошелся. Водители в тачках обезумели от ужаса. Пялились сквозь ветровые стекла, по которым елозили «дворники». Радовались, небось, что у них хоть «дворники» есть. У меня как-то имелась тачка без «дворников». Ничего, я наловчился. Возил с собой разрезанную картофелину. Когда заряжал дождь, я останавливался, вытирал стекла картошкой и чесал дальше. Только эту работу надо производить умеючи: легкими такими движениями.
А эти чудилы вели себя, будто их к смерти приговорили. Можно было просто физически осязать их паническую вибрацию. Глупая паника. Бесполезная. Зряшная. Если уж паниковать, так по делу.
— Зато, крошка, вина у нас хоть залейся.
Я подлил в фужеры.
Надо отдать должное шоферу. Он был настоящий профи. Каким-то чутьем угадывал, на какой полосе возникнет затор, а где движение оживится, и легко лавировал громоздкой штуковиной, ловко встраиваясь в нужный ряд. Я почти простил его за то, что он не читал моих творений. Люблю профессионалов, которые знают свое дело. Редкий случай, между прочим. Мир кишит никуда не годными спецами — тут и врачи, и адвокаты, и президенты, и слесари, и хафбэки, и дантисты, и полицейские, и авиапилоты и прочие, прочие.
— А ведь, похоже, мы проскочим, — сказал я ему.
— Похоже, — согласился он.
— А кто ваш любимый писатель? — спросил я.
— Шекспир.
— Если проскочим, я вас прощу.
— Я и сам себя прощу, если проскочим.
Нет, никак не удавалось втянуть его в разговор. Он мне на каждом шагу вставлял фитиль в задницу.
Мы с Сарой потягивали винцо.
Так и добрались до места. Шофер вышел и открыл дверцу. Мы высадились.
Машина стала на углу огромного торгового центра. Нам надо было пройти во двор.
— Спасибо, Фрэнк, — сказал я.
— Не за что. Я поеду на парковку. Когда кончится, я вас найду.
— Каким образом?
— Найду!
Он сел на водительское место, и длинный белый лимузин смешался с потоком машин. А дождь все шел.
Я огляделся — нас поджидали человек пять под зонтиками. Навеса над зданием не было, и дождь хлестал будь здоров. Люди с зонтами кинулись нам навстречу. Они очень заботились, чтобы нас не замочило.
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.