Голливуд - [55]
Нам надо было в туалет.
— Встретимся у того деревца в горшке возле дамской комнаты, — сказал я Саре. И пошел прямо в сортир. Рядом со мной у урильника устроился какой-то вдребадан пьяный тип. Он взглянул на меня.
— Никак Генри Чинаски?
— Нет, я его брат, Донни.
Он еще отлил и продолжал беседу.
— Чинаски ничего насчет брата не писал.
— Не любит он меня, вот что.
— За что же?
— Приходилось наподдавать ему по заднице. Раз шестьдесят или семьдесят.
Пьянчуга не знал, что и сказать. Делал свое дело и качался. Я застегнул штаны, спустил воду и вышел.
Стал ждать у деревца. Из-за него вдруг вышел шофер.
— Мне велено доставить вас на банкет.
— Отлично, — сказал я, — вот сейчас Сара подойдет и…
Сара не заставила себя ждать.
— Какой странный вечер, — сказала она.
Мы пошли вслед за Фрэнком.
— Фрэнк, ты наше вино не выдул?
— Нет, сэр.
— Фрэнк, разве шофер вправе покидать свой пост в лимузине? А вдруг его сопрут?
— Никто не позарится на эту колымагу, сэр.
— И то правда.
Послепремьерный банкет имел место быть в ресторане «Копперфилд» на авеню Ла Бреа. Фрэнк подвез нас прямо ко входу, помог выгрузиться, и мы вошли в холл, где нас встретили фотовспышками. Мне подумалось, что они даже не знают, кого фотографируют. Раз уж ты высадился из лимузина, надо тебя снять.
Нас быстро узнали и провели к толпе людей со стаканчиками красного вина в руках. Они стояли группками по три-четыре человека, кто болтая, кто молча. В зале не было кондиционера, и хотя на улице стояла прохлада, здесь была жарища. Много народу, мало кислороду.
Мы с Сарой взяли по стаканчику и стали пить. Вино было мерзейшее. Нет ничего хуже дешевого красного вина, разве что дешевое белое, если оно еще успеет согреться.
— Кто эти люди, Сара? Чего им здесь надо?
— Одни из кинобизнеса, другие желают в него влезть, а третьим просто некуда податься.
— А чего они здесь делают?
— Одни пытаются установить контакты, другие стараются их поддержать. Третьи лезут на всякий случай всюду, куда могут попасть. И, конечно, еще журналюги.
Атмосфера была нехорошая. Безрадостная она была. Тут собрались всякие бывшие, пройдохи, акулы, приживалы и прочая дешевка. Пропащие души. И жара была, жара, жара.
К нам подвалил какой-то тип в дорогом костюме.
— Мистер и миссис Чинаски?
— Они самые.
— Вам не сюда. Нужно подняться наверх. Пойдемте, я провожу.
Мы повиновались.
Поднялись по лестнице на второй этаж. Там было не так людно. Тип в дорогом костюме обернулся к нам лицом.
— Не пейте этого пойла. Я вам принесу бутылку.
— Спасибо. Лучше две.
— Разумеется. Один момент.
— Хэнк, что все это значит?
— Лопай, что дают. Второй раз нас сюда не пригласят.
Я посмотрел на публику. Она произвела на меня то же впечатление, что и народец внизу.
— Интересно, что это за парень? — спросил я.
Он быстро вернулся с парой бутылок, открывалкой и чистыми стаканами.
— Большое вам спасибо, — сказал я.
— На здоровье, — ответил он. — Я читал вашу колонку в «Лос-Анджелесской свободной прессе».
— Судя по вашему возрасту, это невозможно.
— Дело в том, что мой отец был хиппи. Я нашел газету в его бумагах, когда он завязал с этим делом.
— А как вас зовут?
— Карл Уилсон. Это мой ресторан.
— Вот оно что! Еще раз спасибо за хорошее вино.
— Пейте на здоровье. Если захотите еще, дайте мне знать.
— Непременно.
Он ушел. Я открыл бутылку и разлил вино по стаканам. Мы пригубили. Действительно, вино отменное.
— Слушай, — спросил я Сару, — а кто все-таки эти люди и чем они отличаются от тех, что внизу?
— Да те же самые. Просто эти поудачливей. В смысле денег, карьеры, семьи. Они имеют привычку тащить за собой в бизнес своих друзей и родственников. Талант, способности — дело десятое. Я, наверно, выступаю как ханжа, но именно так все и обстоит.
— Вот почему даже так называемые лучшие фильмы кажутся мне дерьмом.
— И ты предпочитаешь смотреть на лошадок.
— Еще бы.
Подошел Джон Пинчот.
— Господи! Ну и публика! Меня будто в дерьме вываляли!
Я рассмеялся.
Потом подошла Франсин Бауэрс. Она чувствовала себя как рыба в воде. Свершила свой кам-бэк.
— Ты была хороша, Франсин, — сказал я.
— Да, — подтвердил Джон.
— Волосы распустила, да? — спросила Сара.
— Не слишком?
— Ничуть, — успокоил ее я.
— Эй, — спохватилась Франсин. — А что это у вас за вино? Похоже, что-то приличное.
— Попробуй, — я плеснул ей в стакан.
— И мне, — попросил Джон.
— Где это вы раздобыли? — не отставала Франсин.
— Отец хозяина был хиппарем. Они оба читали «Лос-Анджелесскую свободную прессу». Я там вел колонку. «Заметки неандертальца». Потом мы постояли молча. Говорить было не о чем. Кино кончилось.
— А где Джек Бледсоу? — спохватился я.
— А, — ответил Джон, — он на такие штуки не ходит.
— А я хожу, — вставила Франсин.
— И мы ходим, — подхватила Сара.
Потом мы обменялись поклонами с соседней компанией.
— Тебя хотят проинтервьюировать для «Муви Миррор», Франсин.
— Разумеется, — ответила Франсин. — Извините, — кивнула она нам. Она отошла, величественная и гордая собой. Она мне нравилась. Мне нравились все, кого спихнули вниз, а они сумели подняться.
— Ступай с ней, Джон, — сказала Сара. — Она будет чувствовать себя уверенней.
— Может, и мне пойти, Сара?
— Нет, Хэнк, ты все испортишь. И не забывай, ты стоишь всего тысячу долларов.
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.