Голая правда о мужчинах - [6]

Паола тяжело вздохнула:

— Ты… ты… о, я просто не выдержу. Для меня это слишком большой стресс перед массажем. Размер одежды и принцип подбора нижнего белья мы обсудим позже.

Подождав, пока Паола ускользнет в приемную, я торопливо скинула трусы с лифчиком и надела халат. Я скатала белье комочком и запихала под свои джинсы в шкафчике. Господи, будто кто-то станет в нем копаться, чтобы посмотреть, как выглядит мое белье! Сжимая в руках полотенце, прикрывая им как щитом свой надежно подпоясанный халат, я потащилась в комнату пыток, то есть… в пастельно-розовую приемную.

Лиха беда — начало.

— И что мне нужно делать? — Я недоверчиво посмотрела на Ганса. Вообще-то его звали не Ганс, его имя состояло из нескольких длинных слогов. Но когда он представился, мне показалось, что все гласные в его имени слились воедино. Поэтому я нахально переименовала его в Ганса. Мы находились в маленькой комнате (тоже розовой), и Ганс указал на огромную переносную ванну, возвышающуюся на постаменте. Признаться, это напомнило мне знакомую картину, которую я наблюдала в доме моих подруг. В таких ваннах они купали своих младенцев.

Ванна была длинная и плоская, с прямоугольником из синей резины посередине и углублением по периметру, как раз с внутренней стороны кромки. Шланг, выступающий из стены и направленный прямо на ванну, делал картину еще более устрашающей. Очень похожий шланг был в «Уош-о-мэтик», куда я так часто заезжала мыть свою машину.

— Сейчас я выйду, а вы разденетесь и расположитесь вот здесь. — Ганс указал своими большими руками, размером с запеченную свиную ляжку, сначала на меня, потом на ванну.

— Без халата? — Я неожиданно взвизгнула и еще крепче вцепилась в халат, чувствуя, как у меня упало сердце.

— Да. Но у вас останется полотенце. Я сейчас вернусь. — С этими словами Ганс отдернул штору на двери в смежную комнату и удалился, едва не стукнувшись головой о притолоку.

Мне совсем не хотелось оставаться в автомобильной мойке с Гансом Свиная Ляжка.

В отчаянии я окинула взглядом комнату, ища выход. Тщетно. В пастельно-розовой комнате не было даже воздуховода.

Я занервничала.

— Вы готовы? — пророкотал Ганс прямо за шторой. Вздохнув, я полезла в огромную детскую ванну. Я убью Паолу.

— Готова.

Ганс вперевалку снова вошел в комнату. Я смерила взглядом его высокую фигуру в шесть с половиной футов ростом. Есть ли у меня шансы убежать, если он попытается предпринять что-то непристойное в отношении моего голого «я»? В любом случае можно будет закричать во всю мощь моих легких.

Но Ганс не доставил мне никакого беспокойства. То ли за долгое время омовения нагих женщин он стал к ним невосприимчив, толи, что было более вероятно, его скорее интересовали шикарные особы — такие, как Паола. Не в пример мне, невзрачного вида женщине, с моей белой, точно рыбье брюхо, кожей.

Ганс открыл кран и начал меня поливать. Я приняла на себя первый удар и, оправившись от шока, тотчас ощутила поистине благотворное действие воды. Струясь по моим рукам и ногам, она успокаивала и умиротворяла.

Я прикрыла на секунду глаза и услышала, как Ганс выключил воду. Едва я успела сообразить, в чем дело, как он схватил мою ногу.

— Сейчас я буду чистить.

— Вы… ох! — Я попыталась отдернуть ногу, одновременно прикрывая своим скудным, совершенно непригодным полотенцем все причинные места. Но мои потуги могли быть столь же успешны, как борьба мухи, оказавшейся в паучьих лапах.

— Расслабьтесь, я буду скоблить кожу. — Если «скоблежка», как сказал паук, предполагала «использование острого твердого вещества наподобие гальки, чтобы снять шесть слоев вашей кожи», то это было запущено на полную катушку.

И Ганс начал скоблить.

Он скоблил. И снова скоблил…

— Вы не бреете ноги? — Он сердито посмотрел на меня, как будто отказ от депиляции являлся преступлением, заслуживающим наказания.

— Нет. — Я разомкнула стиснутые челюсти ровно настолько, чтобы ответить. — То есть да. Да, я брею ноги. Кто захочет выставлять на курорте свои волосатые ноги? — Надо заметить, что в эти слова вклинился легкий смешок.

— Не брейте, — сказал Ганс. — Это скверно. Кожа чувствительная. Красная. — Он снова сердито взглянул на меня.

Честно сказать, я подумала, не был ли он раньше командиром эскадрона смерти в какой-нибудь неудобопроизносимой стране в рамках текущей программы по охране свидетелей. Для него сломать мне шею, казалось, было легче, чем для меня разломить «печенье-гадание».

— Повернитесь.

— Что? — Я моментально вышла из своего транса, вызванного болью.

— Сейчас вы перевернетесь. Держите полотенце. — Ганс протянул мне из-за спины другое полотенце, не такое намокшее, видимо, чтобы сокрыть мою саднящую красную кожу.

Я была слишком ошеломлена, чтобы возражать, и потому, схватив сырое полотенце, обмотала его вокруг себя и перевернулась. О, на самом деле скорее со скрипом перекатилась на живот, издавая ворчащие звуки, а также изо всех сил стараясь не свалиться со стола.

Тяжелая это вещь — женская доля. Паола намного выносливее меня.

После того как Ганс содрал соответствующее количество кожи с задней поверхности моих рук, ног… ну и спины, он снова полил меня из шланга. Потом снял с полки мисочку и поднял лопатку, с которой капало что-то липкое.