Годы бедствий - [35]

Тогда председатель суда обратился к Сяо-ма:

— Если окажется, что ты говорил неправду, то тебе отрубят голову!

— Если я и отец сказали хоть одно слово неправды, то можете приговорить нас всех троих к смертной казни, и мы будем считать этот приговор справедливым! — выпрямившись, ответил Сяо-ма.

— И вы согласны предоставить суду гарантию, что в этом случае дело будет закончено?

— Согласны! — ответил Чжан Тянь-бао.

— Согласны! — подтвердил и Сяо-ма и тут же спросил: — А если мы окажемся правыми, тогда как?

Председатель суда сразу не нашелся, что ответить, и решил замаскировать замешательство гневом:

— Сначала подождем результатов расследования, а потом уже будем делать выводы! — И опасаясь, чтобы ему снова не задали какого-нибудь каверзного вопроса, он поспешно объявил: — Сегодня на этом слушание дела прекращается. Лю У и Чжао Лю могут вернуться домой и ждать вызова в суд, выезжать из Тяньцзиня не разрешается. Чжан Тянь-бао с детьми под стражей препровождаются обратно в «Сиисо». На этом сегодняшнее заседание суда считаю закрытым.

Публика начала расходиться. Чжан Тянь-бао хотел еще что-то сказать, но надзиратели поспешно вытолкали его с детьми из зала, усадили в тюремную машину, отвезли в «Сиисо» и снова привели в старую камеру для политических. Тянь-бао и Сяо-ма, увидев Лао Хэя и других арестованных, обрадовались им, как родным.

16. Вынужденный приговор

Когда отец и сын со слезами на глазах рассказали обо всем, что произошло в суде, Лао Хэй, негодуя в душе, внешне сохранял спокойствие и начал успокаивать Чжан Тянь-бао и Сяо-ма:

— Не надо расстраиваться, мы еще придумаем способ, как с ними справиться! Не стоит падать духом!

Отец и сын послушались его, вытерли слезы, затаили ненависть в сердце, а злобу сменили на решимость. Однако Тянь-бао в этот же день заболел. Он не пил и не ел, целыми днями метался в жару. С каждым днем он слабел. Сяо-ма и Шунь-мэй сидели все время около него и плакали. У него от этого на сердце становилось еще тяжелее, а болезнь прогрессировала с каждым днем.

Лао Хэй предпринимал всевозможные меры, чтобы вызвать врача, достать лекарства. Днем и ночью он ухаживал за больным, поил его и кормил. Кроме того, он присматривал за детьми и старался как мог узнать о положении дел в суде. Однако шли дни, а новостей никаких не было. Лао Хэй начал нервничать. Состояние Тянь-бао не улучшалось, дети целыми днями плакали и таяли прямо на глазах. «Неужели в суде это дело нарочно затягивают? Этого никак нельзя допустить!» — думал Лао Хэй. Посовещавшись со своими товарищами по камере, он подозвал к себе Сяо-ма и, посмотрев ему в глаза, спросил:

— Сяо-ма, историю твоей семьи ты хорошо помнишь?

— Дядюшка Хэй, я ее до самой смерти не смогу забыть!

Тогда Лао Хэй достал лист бумаги, карандаш и сказал:

— Давай рассказывай все, начиная с того дня, когда вы убежали от голода. Только не торопись, старайся не упустить ни одной мелочи. Чем подробнее ты расскажешь, тем лучше. И говори медленнее.

— Хорошо! — согласился Сяо-ма и начал говорить.

Лао Хэй очень внимательно слушал его рассказ и все записывал. Если что-нибудь было не ясно, он переспрашивал. Так продолжалось целый день и только к вечеру Лао Хэй кончил записывать рассказ Сяо-ма. Он тут же прочел записанное отцу и сыну и спросил:

— Все правильно?

— Правильно! — ответил Сяо-ма. — Дядя Хэй, а для чего ты все это записал?

— Потом узнаешь! — похлопал Лао Хэй мальчика по плечу.

Затем он показал написанное своим товарищам по камере и внес по их советам кое-какие поправки. После этого он еще раз написал текст кассационной жалобы Тянь-бао в городской суд и текст протеста заключенных. Эти документы подписали все заключенные их камеры. Поставили на них оттиски своих пальцев и Тянь-бао с сыном. В очередную субботу Лао Хэй сумел тайком передать эти документы через пришедшую к нему на свидание женщину в редакцию одной из городских газет.

Прошло дня три-четыре, и вот все документы были опубликованы в газете. Поднялся огромный скандал. Сразу же откликнулось много общественных деятелей. Статья вызвала возмущение среди жителей города. Ее перепечатали все прогрессивные газеты страны. Даже правительственные газеты под давлением общественного мнения вынуждены были откликнуться на это событие, постаравшись, правда, несколько смягчить факты. Некоторые прогрессивные деятели опубликовали в газетах статьи, требующие, чтобы правительство дало указание Тяньцзиньскому городскому суду о пересмотре дела Чжана и Лю. Авторы этих статей требовали освободить Чжан Тянь-бао и детей, а Лю У и Чжао Лю, виновных в гибели Ван Юй-чжэнь и Фэн-цзе, привлечь к ответственности. Некоторые газеты требовали, чтобы семья Лю возместила материальный ущерб и чтобы Лю и Чжао за убийство трех человек (считая и неродившегося ребенка) были присуждены к смертной казни.

С того дня, как рассказ о трагедии семьи Чжана был впервые опубликован в газете, самыми бойкими местами по продаже газет стала площадка у входа в суд и улица, где жила семья Лю. Сюда сходились мальчишки-газетчики со всего города и подымали многоголосый шум. Полицейские как-то избили несколько продавцов газет, но владельцы этих газет привлекли их к ответственности. Поэтому полицейские теперь не осмеливались трогать маленьких газетчиков, которые выстраивались под окнами дома Лю и, размахивая газетами, кричали: «Покупайте газеты! Покупайте газеты! Новое сообщение: Лю У и Чжао Лю обманом продают детей! Они торговали девушками и довели до смерти трех человек! Покупайте газеты!», «Свежие газеты! Чжан Тянь-бао взывает о помощи!»