Год в Провансе - [47]

— C'est pas facile,[125] — вздохнул месье Меникуччи. В наши дни покупатели требуют новые цвета и формы, и это составная часть французской сантехнической революции. Дизайнеры отвергают традиционный белый. Недавно он, правда, видел одну модель, которая нам наверняка подойдет. Месье Меникуччи порылся в своих каталогах и отыскал то, что нам нужно.

— Voilà! La WC haute couture! — Он продемонстрировал нам страницу, на которой, освещенный, будто этрусская ваза, был сфотографирован унитаз от Пьера Кардена.

— Видите? — радовался месье Меникуччи. — На нем есть даже автограф Кардена.

Автограф действительно был, на самом верху — там, где ему ничто не грозило. Если не считать автографа, унитаз был идеален: красивой формы и при этом похожий на обычный туалет, а не на аквариум для золотой рыбки. Мы заказали два.

Неделей позже нам позвонил грустный Меникуччи и сообщил, что Дом Кардена снял наши унитазы с производства. Une catastrophe, но он продолжит поиски.

Еще через десять дней он появился у нас как триумфатор и, еще поднимаясь на крыльцо, потряс над головой каталогом.

— Опять haute couture! — кричал он. — Опять haute couture!

Карден отказался от производства оборудования для ванных комнат, но его место занял Курреж, который спроектировал очень похожий унитаз и был настолько скромен, что даже не оставил на нем автографа. Мы поздравили Меникуччи, и он на радостях позволил себе бокал кока-колы.

— Сегодня туалет, а завтра — центральное отопление, — произнес он, поднимая бокал, и, пока мы плавились от жары на солнцепеке, рассказал нам о том, как тепло будет в нашем доме зимой, а потом вкратце описал ход предстоящей кампании. Стены придется ломать, пыль будет везде, и шум пневматической дрели разгонит всех пчел и цикад. Но у всего этого имеется и одна положительная сторона, утешил нас Меникуччи: на несколько недель мы будем избавлены от гостей. Eh, oui.

До наступления обещанного периода уединения и одиночества нам предстояло принять еще одного гостя — человека настолько рассеянного и неловкого, настолько притягательного для разнообразных больших и малых несчастий, аварий и происшествий, что мы специально пригласили его накануне ремонта, надеясь, что грядущие августовские разрушения погребут под собой все последствия этого визита. Его звали Беннет, мы дружили с ним уже пятнадцать лет, и он сам со смехом признавался, что заслуживает звание Самого ужасного гостя в мире. Мы любили его, но немного боялись.

Он позвонил по телефону через несколько часов после того срока, когда должен был появиться у нас в доме. Не могу ли я подъехать в аэропорт и забрать его? Там возникла небольшая проблема с компанией, что дает напрокат машины, и он остался без средства передвижения.

Я нашел его в баре на втором этаже, где он удобно устроился с бутылкой шампанского и французским изданием «Плейбоя». Беннету исполнилось сорок семь лет, он был строен, очень красив и одет в белоснежный льняной костюм с сильно обгоревшими брюками.

— Извини, что вытащил тебя из дома, — покаянно сказал он, — но у них кончились машины. Хлебни шампанского.

Он рассказал мне о том, что случилось, и, как всегда у Беннета, история была настолько невероятной, что не могла не оказаться правдой. Его самолет приземлился вовремя, а заказанный заранее кабриолет уже ждал моего друга. Погода была чудесной, машина стояла с откинутым верхом, и, придя в отличное расположение духа, Беннет, перед тем как тронуться с места, закурил сигару. На встречном ветру она быстро догорела, и через двадцать минут он, не глядя, выкинул окурок. Довольно скоро Беннет заметил, что из всех проезжающих мимо машин ему машут руками; какими приветливыми стали французы, удивился он и начал махать в ответ. И, только проехав по автостраде еще несколько миль, он понял, что его автомобиль горит. Его поджег окурок сигары, застрявший в чехле на заднем сиденье. Проявив, по его собственному утверждению, невероятное хладнокровие и находчивость, Беннет съехал на обочину, затормозил, встал на переднее сиденье и помочился на очаг пожара. Именно в этот момент его и заметили проезжавшие мимо полицейские.

— Они вели себя очень вежливо, — признал Беннет, — но сказали, что машину лучше вернуть обратно в аэропорт, а здесь эти люди из проката устроили скандал и отказались выдать мне другую.

Беннет допил шампанское и передал мне счет: среди всего этого волнения он не успел обналичить свои дорожные чеки. Я был рад его видеть и рад тому, что он все такой же: обаятельный, неуклюжий, элегантный и, как всегда, без цента в кармане. Когда-то давно мы все были так бедны, что однажды во время обеда, который он давал в своем доме, нам с женой пришлось изображать его лакея и горничную, а потом по-братски разделить с ним все полученные чаевые. Зато с Беннетом всегда было весело, и в тот день мы засиделись за обеденным столом до рассвета.

Неделя пролетела быстро и без особых происшествий, что было довольно странно, учитывая, что у нас гостил человек, который регулярно выливал на себя бокал вина, когда смотрел на часы, и чьи безупречные белые брюки обычно оставались безупречными только до первого блюда. Но все, на что мы могли бы в итоге пожаловаться, — это одна или две небольшие поломки, несколько разбитых чашек, утопленное в бассейне полотенце, короткая паника, когда Беннет сообразил, что отправил свой паспорт в химчистку, и несколько тревожных минут в тот раз, когда ему показалось, будто он проглотил осу. Нам было грустно, когда он уезжал, и мы надеемся, что когда-нибудь наш друг вернется снова хотя бы для того, чтобы допить те четыре стаканчика с кальвадосом, которые мы нашли у него под кроватью, и забрать свои трусы, оставшиеся одиноко висеть на вешалке для пальто.