Год рождения 1921 - [100]

Никто не отозвался, только Пепик неторопливо встал, взял кисть, сунул ее в ведерко, помешал краску, потом поднял кисть над головой и быстрым движением брызнул на Олина краской.

— Знай, что ты такая же сволочь, как те, кто мучает этих несчастных, — тихо сказал он, облизав губы. — Вспомни, что мы тебе говорили на стройке в Касселе.

— И проваливай отсюда, пока я не стукнул тебя башкой об это железо, — лениво произнес Мирек и медленно привстал.

Олин с минуту стоял неподвижно. У него перехватило дыхание. Серая краска стекала по его лицу и куртке. Он провел рукой по щекам — вся рука была в краске. В ярости Олин кинулся к Пепику, но Мирек вскочил на ноги и преградил ему путь.

— Не слышал, что ли? — грозно спросил он и ударил Олина кулаком в подбородок. — Или хочешь, чтобы мы тебя взяли в оборот? Уйдешь или нет?

Олин пошатнулся и оперся о штабель. Он был бледен, руки у него дрожали.

— Вы еще пожалеете об этом! — воскликнул он. — Ох, как пожалеете! Сами виноваты!

— Поступай как знаешь, — сказал ему Гонзик. — Ты сам за все когда-нибудь ответишь.

— Уж не перед тобой ли?

Гонзик прищурился.

— Перед всеми.

По рельсам, направляясь к группе, шел Кизер. Ребята молча взялись за кисти, а Гонзик быстро исчез среди штабелей железа.

— Куда же вы делись, Коварик, я ищу вас по всему заводу, — сказал капитан, подойдя.

Тут Кизер заметил, что Олин измазан краской.

— Кажется, вы вздумали им помогать, бедняга, — засмеялся он. — Что у вас за вид!

Олин принужденно улыбнулся.

— Да, помогал, — сказал он, не сводя глаз с Карела. — Но маляра из меня не выйдет.

Кизер фамильярно подхватил его под руку и повел к шоссе.

— Так, ну, теперь нам все ясно, — помолчав, заметил Карел. — Теперь уже ни ему, ни нам не надо прикидываться. Для нас он — отрезанный ломоть. Посмотрим, как он вздумает рассчитываться с нами.

— Что он будет мстить, это факт, — сказал Гонзик, снова вынырнув из-за штабелей. — Теперь ему ясно, что он не может вернуться к нам, если даже ему захочется.

— О господи, — содрогнулся Пепик. — Никак не могу поверить, что человек может быть таким продажным.

— В Европе появилось немало предателей, они ради своей выгоды прислуживают немцам, — отозвался Гонзик.

Пепик хотел что-то возразить, но сильно закашлялся. Товарищи озабоченно ждали, пока приступ пройдет. Пепик встал, вынул из кармана носовой платок, утер пот со лба, потом сплюнул на землю и тыльной стороной руки вытер губы. Вдруг он испуганно поглядел на траву, глаза у него округлились, он опустился на колено и, опершись обеими руками о землю, напряженно уставился в одну точку. Товарищи с минуту в недоумении глядели на него, потом встали и подошли ближе. Слюна Пепика была алой от крови.

2

В ночь с пятого на шестое июля 1944 года на западном побережье Франции началась высадка союзников. Гонзик вошел в деревянный домик, где помещалась контора, как раз в ту минуту, когда по радио передавали сообщение об этом. Леман, который в это время пил кофе с хлебом, поперхнулся и покраснел, потом стал внимательно слушать, почесывая карандашом лысую голову.

— Так, так, — сказал он, когда диктор умолк. — Значит, они все-таки отважились.

Трибе многозначительно улыбнулся Гонзику.

— Aber das macht nichts[80], — через минуту воскликнул Леман. — Если даже они займут часть Франции, это еще ничего не значит. На материке мы непобедимы. Они будут разгромлены, и войне конец.

Этим для него вопрос был исчерпан; выход из положения, которое многим вдумчивым немцам внушало ужас, он уже знал по газетам, давно решившим проблему возможной высадки союзников. И Леман, убрав завтрак в стол, побежал на своих кривых ножках к старому десятнику и долго препирался с ним о каких-то деталях, которые сейчас для него были важнее всего на свете.

Трибе задумчиво сосал наконечник карандаша и глядел в окно, на крышу соседнего домика.

— А ты что скажешь? — помолчав, спросил он Гонзика. — Ты того же мнения, что и Леман?

— Нет, несколько иного, — усмехнулся тот, нервно ероша волосы. — Теперь события могут развиваться быстрее. Обороняться на двух фронтах нелегко, Германия слишком ослаблена. Это может обессилить любую армию.

— Ты думаешь, конец войны близок? — недоверчиво спросил Трибе. — Гитлер не сдастся, пока у него есть хоть одна дивизия.

— Пока этот маньяк жив, он не сдастся, я согласен. А из Франции до Берлина не близко. Но все-таки и на западе наконец раскачались. Вся тяжесть войны не лежит больше на России. И можно надеяться на близкий конец.

— Для нас это будет конец, — задумчиво произнес Трибе. — А что потом?

Гонзик быстро надел пилотку.

— Можно мне уйти на полчасика? — спросил он. — Надо рассказать новость ребятам.

Трибе хмуро усмехнулся и кивнул.

— Смотри, как бы не заметили, что ты ведешь пропаганду! За вами теперь будут строже присматривать.

Гонзик побежал на малярный участок.

— Ребята, они уже высадились! — издалека закричал он. — Второй фронт открыт!

— Я уже рассказал им, — отозвался Пепик, только что вернувшийся от врача. — Ехал в автобусе и там услышал эту новость. Немцы сидят ошарашенные, не знают, что и думать. В газетах еще ничего нет, а они, пока не прочтут газетного комментария, не позволят себе собственного суждения. Какой удар для них!