Год рождения 1921 - [98]

Берлинская строительная фирма «Дикергоф и Видман» находилась теперь в Дрездене, а филиалы ее были разбросаны по всей Германии. Она возводила «Западный вал», строила укрепления в Польше, Севастополе и бог весть где еще, в «Брабаге» она сооружала бункеры, бетонные фундаменты для машин, прокладывала канализацию, и с тех самых пор, когда «Брабаг» еще только начал строиться, вела здесь все железобетонные работы. Первое бомбоубежище, Rechteckbunker[78], расположенное у главных ворот, было уже почти готово. Оно вмещало шестьсот человек. На постройку этого железобетонного сооружения со стенами двухметровой толщины ушло 28 тысяч мешков цемента и 128 тонн железа.

Гонзика гоняли по заводу со всякими поручениями, он носил размножать «синьки» в светокопию, ежедневно сдавал рапортички в главную контору, болтался по территории завода среди похожих на помятые шляпы-котелки газгольдеров — они лежали на газонах, в лужах загустевшей нефти — среди турбин и труб, электростанций, подъемных кранов, домиков и груд обломков; Гонзик всегда находил время остановиться и поговорить со своими соотечественниками, которые маленькими группами работали на различных участках.

— Сегодня мы сработали только пятнадцать листов, — похвастался Кованда, одежда которого лоснилась от засохшей краски. — И знаешь, старикан был даже доволен. Завтра попробуем сдать десять. Если ему это придется не по вкусу, пусть жалуется в главный штаб фюрера.

На заводе и в городе были введены два вида воздушной тревоги: сначала объявлялся так называемый «фораларм»[79], означавший приближение опасности: сирены трижды подавали голос, их вой равномерно нарастал и затихал. Когда же наступала настоящая тревога, они давали отрывистые торопливые сигналы, не соблюдая ритма. Это означало близкую угрозу смерти.

Персонал завода должен был покинуть территорию уже при «фораларме» и удалиться минимум на километр, потому что заводские бомбоубежища не вмещали и сотой доли многотысячной массы людей, присланных восстанавливать завод.

Как только начинали выть сирены, на заводе раздавался топот тысяч ног: люди бежали, пыхтя и спотыкаясь, мчались со всех ног. Пленные французы неслись как угорелые, без конвоя, украинцы топали в тяжелых деревянных башмаках, заключенные спешили под надзором веркшуцовцев, рабочие катили на велосипедах, ехали на грузовиках, автобусах, повозках, тракторных прицепах и даже аккумуляторных тележках — прыгали и цеплялись на всякий вид транспорта, а уже взобравшиеся туда подсаживали их, подхватывали за руки, за ноги, за головы. Дорога, как муравейник, кишела людьми, спешившими добраться до бомбоубежища в песчаном карьере или выбраться в открытое поле и в дальний лесок.

Позади завода, за палаточным лагерем, который здесь срочно построили для евреев из Бухенвальда, находился большой песчаный карьер, где все время прокладывали новые штольни. Глубина карьера достигала двадцати метров, на дно его вели две крутые деревянные лестницы. Убежищ там было три — двухметровые штольни, укрепленные толстыми бревнами и балками. В штольнях вдоль стен стояли скамейки и под потолком висели электролампочки. В глубину штольни вела толстая вентиляционная труба, по которой поступал свежий воздух. Длина каждой такой штольни была метров сто, их соединяли ходы сообщения. Во время тревоги все эти убежища бывали битком набиты солдатами, детьми из деревни, женщинами и стариками, украинцами с синей нагрудной нашивкой «Ост», поляками с буквой «П», черноволосыми говорливыми французами, итальянцами, заключенными, пленными и чехами из трудовых рот. Уже через полчаса в глубине штольни становилось нестерпимо душно, воздуха не хватало, люди покрывались потом и тяжело дышали, в тесноте каждое движение утомляло. Поэтому большинство рабочих предпочитало во время налетов уходить в открытое поле, тянувшееся до самого горизонта.

Еще до того, как сирены объявляли тревогу, на заводе и около него, вдоль дорог и даже в полях устраивалась дымовая завеса: в сухую безветренную погоду завод и окрестности быстро окутывались вонючим белым дымом. Наиболее примитивное устройство для дымовой завесы представляло собой проволочный стояк, наполненный бумажными пакетами с загадочным содержимым. Пакеты поджигались снизу и начинали тлеть, валил густой дым. Более сложное устройство состояло из канистры с вонючей жидкостью, соединительной трубки, жестяного зонтика и баллона со сжатым воздухом. Солдаты, обслуживавшие эти устройства, приезжали на велосипедах или мотоциклах, соединяли канистру с баллоном, Сжатый воздух выгонял жидкость в трубку, она разбрызгивалась о жестяной зонтик и тотчас превращалась в клубы дыма.

Вблизи заводской ограды был устроен лагерь для семи тысяч словацких, румынских и венгерских евреев из Бухенвальда. Там стояли большие брезентовые палатки, на площадках между ними виднелись жестяные желобы умывалок, кругом проволочные заграждения и вышки для часовых; на каждой вышке мощный прожектор и пулемет.

Евреев привели однажды утром по шоссе. Они шли тесными рядами, колонна за колонной, пыль, поднятая тысячами ног, тянулась за ними, как грозовая туча. На другой же день прибывших погнали на работу. На них была арестантская одежда — полосатые бумажные штаны и куртки, деревянная обувь, на бритых головах полосатые шапочки. Среди рядовых эсэсовцев, которые немилосердно били заключенных ногами и прикладами, было немало немцев из Словакии, хорошо говоривших по-словацки. Кроме солдат, за каждой колонной наблюдал «форарбейтер» — заключенный, подменявший конвойного и относившийся к своим соплеменникам ничуть не лучше эсэсовцев. «Доверенный» — капо — был обычно ариец — голландец, француз или немец, который целый день точил лясы с конвойными и даже не притворялся, что работает.