Год рождения 1921 - [99]

Евреев посылали на самые тяжелые работы — разгружать и носить мешки с цементом, шпалы, балки, землю, камни. Нестерпимо было смотреть на этих истощенных людей, видеть, как они, спотыкаясь под ударами эсэсовцев, таскают тяжести, способные раздавить их. Заключенные работали с поистине нечеловеческим напряжением сил. Приблизиться к ним и передать что-нибудь съестное было совершенно невозможно, а ведь даже сухой кусок хлеба стал бы благодеянием для этих измученных людей. Гонзик тщетно пытался поговорить с ними, надеясь разузнать об отце.

— Да вряд ли это возможно; — скептически заметил Карел. — Ведь Бухенвальд — это целый город, заключенных там, говорят, несколько тысяч. У нас в деревне один парень попался при переходе границы и сидел за это в Бухенвальде. Просидел он там год и просто чудом вернулся домой: выпустили несколько сотен человек по случаю какого-то торжества, уж не знаю, почему они это сделали. Так вот, этот парень иногда рассказывал о Бухенвальде, но очень неохотно, потому что подписал там бумагу, что будет молчать, и боялся, как бы ею не упекли обратно. Страшно было слушать! У людей там нет имен, только номера, и каждый день вычеркивают несколько сотен номеров. Как списанный инвентарь.

Кованда отер руки о фартук.

— Такой лагерь мог придумать только ненормальный человек, — сказал он. — Нет, что я говорю, зверь! Этак мучить и губить людей! Бывало прежде что-нибудь подобное на свете? Отвечай, ты, образованный! — обратился он к Пепику.

Пепик сел на землю и оперся спиной о штабель железных листов. Он хотел заговорить, но лишь судорожно раскашлялся.

— Найдется у кого-нибудь покурить? — спросил он. — Может, мне от этого станет легче.

— Не сигарету тебе надо, а мамину титьку, — напустился на него Кованда. — Никогда еще я не слыхивал, чтобы куренье помогало от кашля!

Мирек и Гонзик стояли рядом, озабоченно глядя на Пепика.

— Завтра ты не пойдешь на работу, а покажешься врачу, — сердито сказал Мирек. — Надоело слушать вечное твое кхеканье. Надо лечиться, и все тут.

Пепик закурил, кашель немного успокоился.

— Пустяки, — устало сказал Пепик. — Я до самой смерти буду кашлять. Ничего у меня и доктор не найдет. О чем ты меня спрашивал?

— О царствии небесном, — сказал Кованда. — Оставим это на потом. Вон, видишь, идет господин доверенный…

Капитан Кизер освободил Олина от всякой работы и сделал его чем-то вроде своего адъютанта. Каждый день они вместе ездили по рабочим участкам. Кизер таскал Олина от одной бригады к другой, всюду они ненадолго останавливались, справлялись, как идет работа, одних хвалили, другим делали замечания, потом обходили конторы. Кизеру не понравилось, что Гонзика взяли в контору фирмы Дикергоф и Видман. Капитан хотел было отправить его обратно к малярам, но, встретив решительное противодействие Лемана и Трибе, дал свое благосклонное согласие.

Олин ходил по заводу в выходной форменке. Большинство чехов демонстративно не замечали его и даже не старались при нем делать вид, что работают. Когда он подошел к малярам, ребята никак не реагировали на появление фербиндунгсмана и остались сидеть на своих местах, рядом с Гонзиком, забежавшим к ним по дороге. Олин поздоровался, а они вопросительно взглянули на него, но так как он стоял прямо против солнца, то все, подняв головы, сощурились от слепящих лучей, сделали гримасу и тотчас снова опустили головы.

— Привет, ребята, — сказал Олин. — Как поживаете?

Кованда презрительно сплюнул.

— Спасибо за вниманьице, хуже некуда. А почему вы изволите интересоваться?

— А его послали сюда узнать наше мнение насчет работы и вообще наше настроение, — сказал Мирек и лег на спину. — Он теперь вроде сестры из Красного Креста или дамы-благотворительницы.

— Ишь ты! — удивился Кованда. — Так вы им там скажите, сестрица, что мы поживаем очень хорошо. Лучше некуда. Кланяйтесь от нас герру капитану, передайте, что мы в нем души не чаем.

Олин закурил сигарету и далеко отбросил спичку.

— Все паясничаете, ослы. Напрасно. Вам меня не обозлить. Лучше бы работали как следует. Все фирмы жалуются на чешских работничков: они, мол, только лодырничают и саботируют. Капитан собирается снизить вам суточные.

— Сразу видно, что герр капитан заботится о нас вовсю. Эти самые полторы марки, что нам выдают наличными, — одно искушение, поневоле начинаешь сорить деньгами. Пусть лучше их посылают нашим семьям вместе с жалованьем. Мне вот старуха пишет, что ей теперь выдают девяносто пять марок, а прежде платили сто пятьдесят.

— И то много за твою работу, — холодно сказал Олин. — Ты больше не заработал.

— Интересно, сколько получаешь ты? — усмехнулся Мирек. — Тебе, видно, жаловаться не на что.

— Ему положено две получки, — сказал, вставая, Кованда. — Одну за то, что он образцовый работник, другую за то, что капитанов холуй. За это в райхе здорово платят.

Олин пристально глядел на группу евреев, разгружавших цемент.

— Чтобы там ни говорили о немцах, — сказал он, — а одно хорошее дело они сделали: согнали всех жидов в кучу и надели на них одинаковую одежду. Гитлер молодец будет, если истребит этот скверный народ. Весь мир скажет ему спасибо!