Год нашей войны - [47]

Я стремглав мчался к огромной свалке хлама. Пути, лежавшие через горы мусора, были мне прекрасно знакомы, а вот для девочки эти места были чужими — она была с другой стороны реки. Это делало ее осторожной. Полкилометра от ее территории, и она могла бы попасть на Равнинные земли.

Я добрался до склада у доков. Здесь всюду торчали кольца и стальные швартовочные тумбы, вделанные в бетон, которые использовались, когда под разгрузку приходили узкие лодки. Сами доки были заброшены и полны ила; в воздухе висел запах соли и разложения. Стены склада, размером превышающего три городских дома, были сколочены из досок, теперь уже сгнивших, и их поддерживали мешки с песком. Я быстро как никогда постучал особым образом в дверь, встроенную в большие раздвижные ворота, и тут вновь появилась девчонка, но теперь ее золотистые волосы были здорово испачканы грязью.

Я скользнул в помещение, захлопнул дверь и, задыхаясь, прислонился к ней. Наконечник арбалетной стрелы в щепки раскрошил древесину над моим плечом. Я рывком открыл дверь и в пяти метрах от себя увидел девчонку. Она замешкалась, заряжая свое оружие, а я расстегнул пуговицы на рубашке и распахнул ее, на мгновение позволив дурехе насладиться видом прекрасной обнаженной груди. Затем я снова захлопнул дверь и задвинул нижний и верхний засовы.

Где-то в глубине помещения раздался тонкий смешок. Мое прибытие пробудило что-то к жизни.

— Ты опоздал, козлина, — прохрипел слабый голос.

В Дарклинге все было однозначно. Жизнь в горах отличалась простотой — я рано ложился спать и все время был голоден. Каждый день был таким же, как и предыдущий, просто иногда у нас выдавалось больше бурь и сокращалось количество еды. А вот город Хасилит обернут тканью сложностей, будто плащом. Во мне теперь, подобно въевшейся грязи, была какая-то частица этого города. Хасилит поддерживал жизнедеятельность людей, которые ни за что не выжили бы в Дарклинге, — таких, к примеру, как Фелисития.

— Мне пришлось ждать до рассвета, — вздохнул я, осторожно двигаясь в сторону источника слабого света. Сильный дождь стучал по дырявой крыше.

— Стал плохо видеть в темноте?

— Нет.

Фелисития Авер-Фальконе лежал на полуразвалившемся диване у низкого стола. Притулившиеся у дальней стены гигантского помещения с просевшим земляным полом, эти два предмета составляли всю его меблировку. Авер-Фальконе читал при свете свечи, прилепленной к столу собственным воском.

Авер-Фальконе заправлял нашей бандой. Мы с благоговением слушали его рассказы о шикарных вечеринках и модном обществе, хвастливом и высокомерном. Все-таки он был правнуком Нейла Эске, жившего в Замке, а для нас его родство с эсзаем приравнивало его к Богу. Сначала Авер-Фальконе обижал меня, поэтому я ненавидел его. Колесо, которое он вырезал у меня на плече, осталось со мной на всю жизнь, подобно клейму.

Фелисития пожирал глазами мое тело. Белки его глаз приобрели желтоватый оттенок, а зрачки находились слишком высоко, как будто хотели скрыться под веками.

— Наркота есть? — нервно спросил он.

— Да.

— Подойди и подари мне любовь, мой нежный мальчик.

— Нет!

— Это Колесо у тебя на плече говорит о том, что ты принадлежишь мне.

Фелисития предпринял попытку сесть, но этот подвиг был не для него. Он когда-то ошивался в небольшой забегаловке, торговавшей алкоголем, потом обитал в казино с Лэнсом Картежником, а закончил на нашей базе в доках, всаживая себе огромные дозы каждые несколько часов, а в перерывах читая мелодрамы. Когда он заканчивал свое жадное чтение, я забирал книги себе, поскольку у меня было странное чувство, будто эти знания смогут когда-нибудь помочь мне, если я попаду в Замок.

— Ты — везунчик, мой милый мальчик, — прокаркал Фелисития.

Я продолжал оценивающе глядеть на него — единственной его одеждой была юбка из потемневшей от времени кожи, едва прикрывавшая тщательно выбритые бедра, и цепочка с медальоном в форме колеса у лодыжки. Я знал наверняка, что это чистое золото, и во мне уже не в первый раз вскипела жадность.

— Почему это?

— Эта девушка — стрелок, не уступающий в мастерстве эсзаям, мой обсидиановоглазый мальчуган.

— Ты знаешь, что я могу летать, — не без гордости напомнил я. — И к тому же в беге я тоже могу поспорить с эсзаем. Лэйс сказала мне это.

Уверенность в том, что в своей способности бегать, летать или сражаться я могу сравниться с эсзаями, не давала мне покоя. Я хотел присоединиться к ним.

Фелисития утвердительно прожужжал что-то.

— Но чтобы поймать хоть одного из этих козлов, тебе нужно будет бежать очень быстро, — произнес он вслух.

— Мне нужно быстро бежать, чтобы положить конец этому безумию до того, как проснется мой хозяин. Тебе уже лучше? — спросил я, испытывая легкий профессиональный интерес.

Фелисития был просто кучей костей, скелетом в одеянии из собственной кожи, покрытой синяками от бесконечных уколов. Его бледность еще больше подчеркивала размазанная ярко-красная помада и видневшиеся в темно-русых волосах окрашенные перекисью локоны. Огонь, догоревший в очаге, оставил лишь едва дымившиеся головешки. Становилось холодно, однако Фелисития не дрожал. Он давно миновал стадию дрожи; его кожа была ледяной, как вода возле пристани.