Год испытаний - [35]

Я поздоровалась с ним, и он кивнул мне в ответ. Когда он поставил мешок на землю, опять раздался звон.

— Славный денек, дочка, — сказал он. — Вдова Браун заплатила мне оловянной посудой за то, что я вырыл могилы для ее мужа и сына. Наверное, я должен поблагодарить тебя, ведь это ты уговорила меня заняться этим прибыльным делом.

Я не знала даже, что на это ответить, и просто попросила его набрать для меня ведро воды. Он это сделал, не преминув заметить, что мое лицо «выглядит хуже коровьей лепешки». А потом взвалил мешок на плечи и ушел. Я смотрела ему вслед и думала, каким же злом обернулись мои благие намерения.

Я начала замечать, что соседи, как только увидят, что я приближаюсь к ним, сразу прекращают разговоры, и со временем поняла, что говорили они о моем отце и, конечно, ругали его.

Он требовал высокую плату с больных людей или слишком ослабевших и не способных самостоятельно вырыть могилу для своих близких. Если у них не было денег, он забирал все, что было более или менее ценного — будь то бочонок селедки или медный подсвечник. Каждый вечер он шел в шахтерскую таверну и напивался там так, что едва доползал до дома. Когда я предложила ему эту работу, я думала, что он будет принимать меры предосторожности, чтобы не заболеть и не заразить Афру и детей. Но когда бы я его ни встретила, он был в одних и тех же измазанных грязью штанах.

Встречаясь с Афрой, я убеждала ее понастойчивей требовать, чтобы он соблюдал гигиену, но она только смеялась и говорила, что впервые в жизни отец стал приносить в дом нормальные деньги и она не собирается делать ему замечания.

Хотя к мистеру Момпелльону почти вернулась его былая сила, он осознал, что не может выполнять одновременно и свою работу, и работу могильщика, так что алчность отца все росла — ведь конкурентов у него не было.

По воскресеньям мы собирались теперь у источника Каклетт-Делф. Здесь, на природе, было не так заметно, как в церкви, скольких людей мы уже потеряли. Мы стояли на расстоянии пяти шагов друг от друга, считая, что этого достаточно, чтобы инфекция не передавалась от одного к другому. Кафедрой пастору служил теперь большой валун. Обращаясь к нам, он пытался найти слова, которые утешили бы нас в нашем горе. Они сливались с журчанием ручья и звучали для нас как музыка.

Отец никогда не приходил к Делфу. Раньше его за такое поведение всем миром вывели бы на площадь посреди деревни и посадили бы в колодки, но сейчас некому было этим заниматься. Он так полюбил проводить время в таверне, что заявил, что не будет хоронить никого позже полудня. В своем бессердечии он дошел до того, что приходил к больным и говорил, что, если они хотят, он выроет для них могилу прямо сейчас, а если нет, то не будет рыть ее вообще. И вот живой человек лежал в постели и слушал, как стучит о землю заступ. Я думаю, отец многим помог уйти из жизни раньше срока.

И наконец он совершил такой мерзкий поступок, что поредевшее, измученное население нашей деревни этого уже не стерпело. Кристофер Ануин болел уже девять дней, гораздо дольше, чем остальные. И я, и Момпелльоны несколько раз навещали его. Мы уже начали надеяться, что он, так же как Маргарет Блэкуэлл, выживет.

И вот как-то утром, сразу после того как я отнесла мистеру Момпелльону завтрак, я увидела, как Рэндолл Дэниэл расхаживает в саду по дорожке. Я уж было подумала, что Мэри или их ребенок заболели.

— Нет, слава Богу, они здоровы, — успокоил меня Рэндолл. — Я пришел по просьбе моего друга Кристофера Ануина. Он чувствует, что вот-вот умрет, и послал меня за пастором.

— Хорошо, Рэндолл, я скажу об этом мистеру Момпелльону.

Пастор только приступил к завтраку, и я решила сказать ему о просьбе Кристофера позже, когда он поест. Но Элинор услышала наши голоса в саду и спросила, в чем дело. Я рассказала, зачем приходил Рэндолл. Пастор тут же отодвинул тарелку и тяжко поднялся из-за стола. Элинор тоже хотела идти, но в то утро она выглядела еще более усталой и бледной, чем обычно, и я сказала, что пойду вместо нее, а она тем временем может заняться приготовлением отваров.

По дороге мистер Момпелльон стал расспрашивать меня, кого я навещала вчера и как эти люди себя чувствуют. Потом рассказал мне, у кого сам побывал, и вздохнул:

— Как же все это странно, Анна. Вчерашний день остался у меня в памяти как хороший. Он был весь заполнен смертельной болезнью и страданиями, и все же он мне показался хорошим, потому что вчера никто не умер. Какие же мы несчастные, что измеряем теперь добро такими мерками.

Мы подошли к воротам дома Ануинов. Семья была зажиточной, и дом их считался одним из самых красивых в деревне. Мы вошли через парадную дверь, и пастор громко поприветствовал Кристофера прямо с порога, чтобы предупредить его о нашем приходе. Кристофер лежал наверху в спальне, где совсем еще недавно с ним были его жена и грудной сын.

Пока я наливала в кружку воды, чтобы развести целебное снадобье, мистер Момпелльон поднялся к больному. Когда я вошла в комнату, пастор стоял у окна и смотрел на поле Ануинов. Он обернулся, и я увидела, какое у него сердитое лицо.

— И давно он этим занимается? — спросил он у Кристофера, который сидел на кровати и выглядел совсем неплохо.