Год активного солнца - [90]

— Кто? — не понял Тамаз.

— Уважаемый Ясе, профессор Ясе Дидидзе.

— Ах, уважаемый Ясе! — дошло наконец до сознания Тамаза.

— Да, именно он. Профессор высокого мнения о вас, он верит в ваш талант. Он очень огорчился, узнав об этой неприятной истории.

«Неужели?» — промелькнуло в голове Тамаза, но он смолчал.

— Как раз в это время профессор свободен, если вы не против… Он сейчас в математическом кабинете нашего института. У него двухчасовое «окно».

— Так прямо и заявиться? — Тамаз поднял глаза и увидел вывеску «Зари Востока». Вот уже десять минут торчит он перед ней, совершенно не помня, как они остановились на этом месте.

«Неужели я так увлекся разговором?» — Тамаз еще раз внимательно вгляделся в незнакомца, но и на этот раз не вспомнил, где его видел.

«Наверное, нигде не видел, — решил он, — такого человека при всем желании не забудешь».

— Почему же «заявиться»? Он будет рад переговорить с вами. Профессор Ясе поручил мне разыскать вас.

— Да, да, с удовольствием. Если он хочет меня видеть, я готов в любую минуту.

— Профессор Ясе высоко ценит ваш талант… Раз вы согласны, не будем терять времени. Отправимся прямо в институт.

2

В кабинете математики они были вдвоем — профессор Ясе Дидидзе и Тамаз Яшвили. Тамаз устроился за столом на длинной скамье, а профессор сидел напротив него на стуле. Положив ногу на ногу, Дидидзе с заботливой улыбкой поглядывал на молодого человека. Даже когда профессор сидел, в глаза бросалась непропорциональность его телосложения: слишком короткие руки и ноги.

Тамаз смотрел то в лицо профессору, то на его короткие толстые пальцы. Он терялся в догадках, что́ побудило профессора переговорить с ним. Тамаз Яшвили знал Ясе Дидидзе только со стороны. Этот пятидесятилетний ученый не мог похвастаться своими исследованиями, но в кругу специалистов слыл способным и деловым человеком. При этом он не занимал никакой руководящей должности и всегда подчеркивал это обстоятельство с такой усмешкой, словно говорил: где же твоя справедливость, господи? И постоянно старался создать впечатление, будто в ближайшем будущем ожидает чего-то. Под этим «что-то», конечно, подразумевалась кафедра. Профессор обладал еще одной поразительной способностью — в разговоре он искусно вставлял какую-нибудь фразу с подтекстом. В ней содержался туманный намек о будущей кафедре и предполагаемом штате сотрудников. Все это преподносилось так ловко, с таким деловым видом и в то же время словно вырывалось невзначай, будто просто к слову пришлось, в связи с чем-то другим. В его намеках сквозило обещание чего-то. Таким образом, он заронял в душу собеседника искру надежды и тут же ловко переводил разговор на другие темы. Ясе Дидидзе прекрасно знал, кому сказать многозначительную фразу, чтобы определенный слух распространился по городу. Никто не ведал, где будет его кафедра, в университете или в политехническом институте, где получит он должность — в академии, в вычислительном центре или в ином учреждении, но вся соль состояла в том, чтобы создать определенное мнение. Ясе Дидидзе прекрасно понимал, что значит пустить слух и подготовить почву. Слух этот дойдет до его коллег. Вначале они, разумеется, не обратят внимания, потом посмеются, а там, глядишь, и привыкнут к этой мысли. Затем, когда появится кафедра, никого не удивит, что ее получил профессор Дидидзе. Подсознательно все уже подготовлены к такому событию.

— Правда, я никогда не вступал с вами в прямой контакт, молодой человек, но, поверьте, вы всегда находились в поле моего зрения! — степенно начал профессор. Он любил высокопарные выражения. Отчетливо выговаривая слова и старательно расставляя акценты, профессор после каждых трех-четырех слов поджимал губы, а затем издавал такой звук, будто на поверхности кипящей смолы лопался пузырь.

Тамаз не знал, поблагодарить ли ему профессора за такое внимание или выразить благодарность улыбкой.

— Вы закончили аспирантуру, не так ли? — неожиданно спросил Дидидзе.

— Да, два года назад.

— И до сих пор не защитили диссертацию? — Профессор был искренне удивлен.

— Не защитил и, наверное, долго еще не защищу.

— Однако же… Позвольте выразить мое изумление! Такой способный человек, как вы, щедро наделенный природным талантом, в течение лет прозябает простым ассистентом! Трудно представить, совершенно непростительно! Впрочем, я все превосходно понимаю. Кто создал вам условия для серьезной научной работы, кто поддержал вас, кто предоставил вам возможность продвинуться?.. Никто! И это так естественно. Кому же хочется держать на кафедре умного человека?.. Один захватил кафедру, добился своей цели… Что вы от него хотите, отныне он желает наслаждаться спокойной жизнью. Думая о завтрашнем дне, он старается избавиться от талантливого, перспективного молодого человека. Вполне возможно, что завтра вы станете претендовать на его место. Тем более если вы умный и дальновидный ученый. У меня будет по-другому… — Ясе Дидидзе с привычной сноровкой подпустил многозначительную фразу, устремив взор к потолку, словно давая собеседнику время вникнуть в скрытый смысл его последних слов. «У меня будет по-другому» прозвучало так решительно, словно профессору уже дали кафедру и сейчас все дело упирается в подбор штата.