Год активного солнца - [118]

— Для дела — никакого. Я только считал своим долгом сказать, что Медея тебе не пара. У нее мозги набекрень, она никогда не поймет, кто ты. В ее глазах Тамаз Яшвили будет самым никчемным из тех, с кем она до сих пор имела дело.

— Отар! — вскричал Тамаз, хватая друга за грудь. Оторвавшаяся пуговица покатилась по полу.

Отар и бровью не повел. Тамаз опомнился и с мольбой поглядел на него:

— Отар, прости меня, как брат, прости, я виноват, обидел тебя…

Отар горько усмехнулся:

— Наоборот, мой Тамаз, наоборот. Я очень рад. Безгранично рад, что наконец-то ты оказал сопротивление, а не ретировался по старинке. Это величайший прогресс. Правда, на сей раз ты ополчился против истины, но я не могу не отметить этой приятной перемены в тебе.

— Смеешься надо мной, да?

— Я говорю сущую правду.

Отар понял, что продолжать беседу не имеет смысла.

Тамаз некоторое время смотрел на Отара, потом кинулся к выходу и хлопнул дверью.

3

В дверь позвонили.

Медея лежала на кровати с книжкой в руках. На звонок она подняла голову и посмотрела на дверь. Для Тамаза было рановато.

«Кто это может быть?»

Звонок повторился. Медея лениво поднялась, сунула ноги в туфли на высоких каблуках, отложила книгу и не спеша открыла дверь.

— Отар, ты? — удивленно вырвалось у нее.

В дверях стоял Отар Нижарадзе. Не дожидаясь приглашения, он бесцеремонно шагнул в комнату и захлопнул дверь.

— Тамаза нет дома, — встревожилась Медея. Она предчувствовала, зачем пришел Отар.

— Я это прекрасно знаю, потому и пришел. Мне с тобой надо поговорить. — Отар неторопливо приблизился к креслу и удобно устроился в нем.

— Располагайся! — пригласил он Медею, указывая на кровать.

Медея присела, положила локти на обнаженные, бронзовые от морского загара колени и подперла лицо ладонями.

Отар достал сигареты, закурил. Он оттягивал время. Медея насмешливо наблюдала за ним.

— Дай и мне закурить.

Отар, не поворачиваясь, кинул ей пачку сигарет и спички.

— Благодарю за любезность! — глухо сказала Медея и закурила.

Ничего не скажешь, Медея была красива. Ее немного портил глуповатый вид, хотя глупой она не была. Соблазнительные, длинные ноги.

— Я вас слушаю! — нарушила молчание Медея.

— Ты почему здесь?

— Не твое дело, всю жизнь я находилась там, где считала нужным. И сейчас не собираюсь менять привычек. — От ее недавней растерянности не осталось и следа.

— Мне кажется, ты прекрасно знаешь, что Тамаз мой друг?

— Мне кажется, что и ты прекрасно знаешь, что Тамаз мой муж.

— Пока еще не муж.

— Формально. — Медея взглянула на часы. — Ровно через двадцать четыре часа он станет моим мужем.

— Двадцати четырех часов вполне достаточно, чтобы человек переменил свое решение.

— Тамаз не переменит! — самоуверенно отрезала Медея. Она поднялась, достала из буфета две пепельницы, одну подала Отару, другую поставила перед собой.

— Ты любишь Тамаза?

— Если скажу, что люблю, поверишь?

— Тебе что — не за кого больше выйти замуж? Насколько я знаю, ты собиралась выйти за какого-то богатого дядю.

— Собиралась, но у него жена и орава детишек. А я устала, мне хочется спокойной жизни, ты понимаешь, спокойной…

— Я в восторге от твоей откровенности.

— Врать не имеет смысла, в наше время никого не проведешь, — меланхолично улыбнулась Медея.

— Ты считаешь справедливым свое решение?

— Других несправедливостей ты не замечаешь? Или только со мной такой храбрый?

— Я пришел сюда не мировые проблемы решать. Меня волнует судьба моего друга.

— «Моего»! — раздраженно передразнила Медея. В ее глазах появился гнев, лицо яростно перекосилось. — Сам видишь, в конечном счете все сводится к «моему», к личному. Тебя волнует судьба твоего друга. Все заботятся о себе или о своих. Абстрактная истина никого не интересует. А если я забочусь о своих интересах, это тебя бесит. Сейчас у меня нет ни малейшего желания обсуждать мое поведение. Я устала и хочу спокойной жизни.

— Ты знаешь, что из Тамаза выйдет большой ученый?

— Тем лучше…

— Ты отдаешь себе отчет, что с тобой он может погибнуть? Ты понимаешь, что…

Забили часы. Отар переждал, пока они умолкнут.

— Ты понимаешь, что он нуждается в верном друге? — продолжал Отар, когда часы пробили последний раз.

— Сейчас я еще больше нуждаюсь в верном друге, ведь у меня никогда не было верного друга.

— Знаю, но ты должна оставить Тамаза. Ты еще найдешь свое счастье. А его не губи. — Отар встал, подошел к Медее, заглянул ей в глаза. — Ты не знаешь, как легко его ранить, нанести обиду, и тогда у него опускаются руки.

— Я не напрашивалась, он сам привел меня сюда. И ты даром тратишь слова. Я немало вытерпела в жизни. Никто не жалел меня. И я ни с кем не обязана считаться. Каждый по-своему борется за место в жизни. Может быть, тебе кажется, что все идут к намеченной цели честной дорогой? Я не буду тебя убеждать. Ты лучше меня знаешь, как часто прокладывают себе путь запрещенными приемами. Я — одна из таких. Более того, я лучше их, я не маскируюсь, как другие, и не строю из себя добродетель.

Отар вскочил, ему хотелось схватить за горло эту женщину, но он взял себя в руки, хотя его трясло от возмущения.

— Сегодня же, сейчас же уберешься отсюда.

Медея выпрямилась, лицо ее пошло красными пятнами.