Гностицизм - [67]

Но что же насчет обвинений в нигилизме, выдвигаемых против гностиков? Эти обвинения впервые были возрождены Гансом Йонасом, ученым, в других отношения симпатизирующим гностицизму, чья работа на эту тему совершила революцию в гностических исследованиях с 1950-х годов. Этический монотеизм, который был ядром учения иудаизма, и, в меньшей степени, зороастризма, ислама и христианства, всегда славился неумеренным представлением о введении социальных правил божественным авторитетом. Закон должен исполняться, поскольку дарован Богом, и если мы не будем повиноваться, он будет карать нас различными способами.

Античные гностики, как и нынешние, не могут и не будут соглашаться с заявлением этического монотеизма. На это есть множество причин. Мифологически говоря, источником закона является Демиург – этот факт, по меньшей мере, снижает авторитетность закона. Говоря исторически, очевидно, что Иисус, последний и величайший посланник, отменил старый закон Моисея и заменил его своим собственным, который гностики называют законом любви (утверждение, что он пришел «исполнить закон» трактуется гностиками как «завершение» и «окончание» закона). Наконец, законы общества рассматриваются гностиками как своего рода вторичная реальность, подделка реальности духовной. Люди, не желающие подняться на уровень духовного видения объекта трансцендентной реальности над институтами и их правилами, освящают и уполномочивают социальные законы как «божественную справедливость». Когда люди позволяют закону стать их основным религиозным средоточием, они отрезают себя от возможности гнозиса. Гностики, с другой стороны, стремятся к духу, о котором было написано, что он «дышит, где хочет». Отношение большинства мистиков к религиозному закону, включая величайших каббалистов, христианских мистиков и суфиев, в целом отражает это гностическое пренебрежение.

Чем гностики отличаются от современных и постмодернистских нигилистов

Большинство нынешних критиков гностицизма как морального нигилизма связывают гностиков с экзистенциализмом, ницшеанским мышлением, а иногда даже с немецко-фашистскими взглядами. За этой критикой скрывается идея, что люди, не обращающие внимание на закон Моисея, вероятно, оправдывают все виды предосудительного поведения, и более того, если кто-то ощущает, что мир не имеет смысла, то такой человек вынужден вести бессмысленную жизнь. Подобные аргументы могут быть выдвинуты также против постмодернистского мышления.

Сходства, однако, не означают тождества. Экзистенциализм и другие современные и постмодернистские учения, включая теорию хаоса, сходны с гностицизмом лишь отчасти. Современная и постмодернистская мысль выделяет, довольно гностическим путем, такие темы как отчуждение, осиротелость, падение души в мире – её пленение, беспокойство и экзистенциальный ужас. Однако эти идеи представляют примерно одну половину гностического представления о реальности. Нигде в экзистенциализме и связанных с ним представлениях мы не найдем твердой приверженности идеи абсолютной реальности за пределами мира, к которой может отправиться отчужденная, беспокойная, удрученная. Современное и постмодернистское человечество безнадежно не искуплено, тогда как гностик исполнен надежды на искупление. Кроме того, гностицизм - это традиция, которая преисполнена тем, что обычно её и характеризует: учениями, писаниями и духовными практиками. Наша эпоха, в целом подозрительно относящаяся к традициям, естественно, стремится подчеркнуть нетрадиционную сторону гностицизма. Тем не менее, именно его традиционная сторона, в отличие от современной и постмодернистской мысли, указывает путь к предназначению человеческой жизни. Гностик знает, что люди имеют свое происхождение в вечности, и что они также имеют эту вечность своей целью. Вот и вся разница!

А каков же личностный аспект обвинения в моральном нигилизме?

Древние гностики не были замечены в меньшей законопослушности, чем ортодоксальные Христиане. Если не считать некоторые ранние обвинения в сексуальных излишествах как политически мотивированную клевету, в действительности нет ничего, что бы могло подразумевать гностиков как преступников или даже аморальных людей. Хорошо известно, что манихейские гностики вели жизнь исключительной аскетической чистоты, и то же самое может быть сказано о средневековых катарах, о которых один из их богословских противников, св. Бернард Клервоский, говорил что «их нравы были чистейшими».

Конечно, мистическая жизнь, будь то гностическая или другая, несет больше опасности, чем надежд, и некоторые из опасностей связаны с поведением мистика. Мистицизм временами приводит к фанатизму, что доказывают такие феномены как христианские крестовые походы и инквизиция, а также действия исламской революции в Иране. Многие монахи в крестовых походах и инквизитори могут считаться мистиками особого рода, как и некоторые жестокие муллы сегодня. Заслуга практиков гностической традиции состоит в том, что они избегали ловушек такого рода.

Если отказ от идолов культуры считается нигилизмом, то гностик может справедливо признать себя виновным. Гностики всегда поддерживали несомненную исходную правду о мире. Они отказывались наделять любое общество – будь то Римская или Персидская империи, или средневековая Католическая Церковь, которую они называли «Зверем» - позитивными проекциями, которые характерны для приверженцев таких институций. Все-таки гностики не стремились быть мучениками. Одним из обвинений церковных отцов против них было то, что они уклонялись от мученичества от руки римских преследователей христиан. Даже катары, чье мужество не подлежит сомнению, не искали смерти в руках инквизиторов, хотя когда она стала неизбежной, они приняли её с большим достоинством, шагая в пламя с пением. Гностическое «Евангелие от Филиппа» иронично замечает, что как Бог создал человека, так и люди возвращают ему долг путем создания своих собственных богов, которым поклоняются. Писание говорит, что лучше бы этим богам поклоняться человеку! Выводы очевидны: идеи, планы и привязанности, что большинство людей лелеют, являются не более чем безжизненными идолами. Поклонение им суть упражнение в полнейшей бесполезности.