Гносеология права на жизнь - [121]
Европейский Суд по правам человека дал оценку содержания как ст. 2, так и ст. 3 Европейской конвенции. Признавая, что ст. 3 отнюдь не означает обязательство по отмене смертной казни, так как это привело бы к лишению смысла ст. 2, ее допускающей, вместе с тем вывел, что это не означает, что обстоятельства, связанные со смертным приговором, никогда не порождают проблемы в свете ст. 3: «То, каким образом выносится или приводится в исполнение смертный приговор, личные обстоятельства конкретного осужденного, несоразмерность наказания тяжести совершенного преступления, а также условия заключения в ожидании приведения приговора в исполнение, являются примерами факторов, которые могли бы дать основания рассматривать обращение с осужденным или наказание, которому он подвергается, как нарушение запретительной нормы, содержащейся в статье 3»[510]. Суд учел конкретные обстоятельства данного дела, такие, как длительность заключения до исполнения смертного приговора, условия заключения в камере смертников, возраст заявителя и его психическое состояние, возможность выдачи заявителя Федеративной Республике Германия[511]. На основе этого Суд сделал вывод о том, что выдача заявителя США означала бы для него реальный риск подвергнуться обращению, превышающему порог, установленный в ст. 3. При этом в своем решении Суд неоднократно подчеркивал, что он не ставит под сомнение демократичность процедуры вынесения смертного приговора и наличие гарантий, направленных на недопущение судебной ошибки. Такие ссылки позволяют сделать вывод, что все-таки истинным предметом рассмотрения стала не ст. 3, а именно ст. 2 в свете отмены смертной казни. Не случайно в обосновании было указано, что нельзя оценивать нормы Конвенции как застывшие реликты, а только в их развитии. Данный вывод был нацелен на Протокол № 6, который уже категорически запрещает смертную казнь в мирное время. Это показывает, что косвенным путем через понимание бесчеловечного наказания или унижающего достоинство был сделан вывод, который содержится в Протоколе № 6. Поэтому справедливо было отмечено в совпадающем мнении судьи Де Мейера: «Действительно, наиболее важным вопросом этого дела являются не опасения, связанные с вероятностью того, что заявитель подпадет под действие “синдрома камеры смертников”, а тот простой факт, что его жизнь окажется в опасности в результате упомянутой экстрадиции». Авторы монографии «Европейское право в области прав человека» дело Серинга сравнивают с аналогичным делом, рассмотренным Верховным Судом Канады, пришедшим к противоположному выводу: «Выступая от имени большинства членов суда, судья Маклахлин… постановил, что Хартия[512] “регулирует только законодательные и исполнительные акты правительства Канады”. При экстрадиции “воздействие любого канадского закона или правительственного акта слишком удалено от определения наказания, на которое указывается в жалобе, и поэтому не соотносится с разделом 12”, поскольку “любое установленное наказание будет следствием законов и решений [принимающей] страны”»[513]. Несмотря на признание большого значения решения по делу Серинга, следует отметить, что оно касается только конкретного случая применительно к выдаче только одного гражданина – гражданина Серинга. Несмотря на то, что выводы, обозначенные в мотивировочной части, определяют принципиальное отношение к смертной казни в свете ст. 3 Конвенции, Суд и Комиссия во многих решениях последовательно признавали и правомерность выдачи граждан из стран европейского сообщества в те государства, где им грозило бы применение смертной казни. Однако в большинстве дел основой принимаемых решений стали заверения государств о неприменении казни в конкретных случаях (дело Aylor v. France, дело Y v. Netherlands). В качестве сравнительной характеристики можно привести примеры деятельности Межамериканской комиссии по правам человека. Рассматривая дела, связанные с применением смертной казни, данному органу пришлось оценивать практику государств с точки зрения соответствия Американской конвенции о правах человека. Этот документ не содержит норм по полной отмене смертной казни, но вводит правила, ее ограничивающие. В. Селестин обратился в Комиссию, так как был приговорен к смертной казни в США за изнасилование и убийство 81-летней женщины. В жалобе указывалось на дискриминационную практику вынесения смертных приговоров, в частности на то, что за убийство белых исключительная мера наказания назначалась в шесть раз чаще, чем за убийство чернокожих[514]. Комиссия не согласилась с мнением подателя жалобы, сославшись на то, что в жалобе не содержалось доказательств, как могла повлиять общая статистика на вынесение конкретного приговора, поскольку она носила отвлеченный характер, тем более, что в составе суда присяжных присутствовали чернокожие, которые также голосовали за вынесение смертного приговора.
Приведенные данные показывают, что в деле отмены смертной казни на европейском пространстве нет необходимости в решениях Европейского Суда по правам человека. Протокол № 6 и так закрепил ее полное неприменение в условиях мирного времени. Кабинет Министров Совета Европы неоднократно подчеркивал значимость этого документа, в том числе и для тех государств, вошедших в Совет Европы, которые к нему не присоединились. Примером может служить дело Оноприенко, прозванного «самым страшным убийцей XX века». Анатолий Оноприенко был обвинен в убийстве 52 человек. Так, только в селе Братковичи Львовского района маньяк убил больше человек, чем погибло в нем в Великую Отечественную войну. Убивал семьями, не жалея малолетних детей. Несмотря на объявленный мораторий на смертную казнь, Президент Украины публично заявил, что не видит иного наказания для серийного убийцы Анатолия Оноприенко, кроме как вынесение смертного приговора. Официальные лица Совета Европы после этого неоднократно объявляли, что в случае отказа Украины от моратория на смертную казнь будет поставлен вопрос о ее членстве в Совете Европы
