Гномон - [118]

До тех пор пока гений, неустроенность, общность и преступность не соединились, пока это место и все его личности не сплавились воедино, пока «хорошие» и «плохие» не отказались добровольно от различий между собой, чтобы сотворить единое сознание невиданной мощи, дабы воплотить замысел столь гордый и масштабный, что даже люди, чьи физические тела разбросаны в пустой межзвездной ночи, чье восприятие позволяет видеть атомы и эоны, растерялись и испугались его.

На случай, если до тебя еще не дошло, я говорю о себе. Я – все, что было заключено в той тюрьме, сплавленное и собранное воедино. Это мое преступление: я был рожден другим – вышел из Dämmerung [31] в рокочущий прибой Verständnis [32].

* * *

Я завожу один из своих инстансов в переходную комнату и подключаюсь. Белые стены, больничный покой. Иногда переходные комнаты похожи на операционные; иногда – на волшебные дилижансы. Древний спор между стилем и сутью, избыточностью и минимализмом. Меня это не трогает. Переходная комната – средство передвижения. Место подключения. Название обманчиво, поскольку ничто никуда не переходит в пространстве или времени: скорее их следовало назвать запутанными комнатами. Но хотя от обезьяньих предков нас отделяют сотни тысяч лет, все равно, если ты закрыл глаза в одном месте, а открыл в другом, это для нас переход. Переходная комната – маленький кусочек порогового бытия, и, я полагаю, в них есть глубокий смысл, но в реальном мире они ничуть не интереснее крышки люка. Да, я знаю: по крышкам люков можно изучать историю индустриализации и урбанизации. Мне просто плевать.

Я подключаюсь и говорю: «Загрей». И Загрей отзывается, открывает мне путь, устанавливает запутывание с уже подготовленным для меня инстансом.

Иногда мне приходило в голову, что Z – настоящий инопланетянин или искусственный интеллект, который сумел перепрыгнуть пропасть рекурсии и стал по-настоящему живым. Тут дело даже не в чуждости, присущей аутофагическому планетарному сознанию, а в совсем ином ощущении, которое связано с глубоким, неизбывным страхом темноты. В общем, Загрей – это вам не среднестатистический гражданин.

Я открываю двери, позволяю новому инстансу влиться в меня и, наоборот, знаю, что с ним войдет небольшая частичка Загрея, как вирус гриппа в закрытой комнате.

– Привет, Z.

– Проходи в гостиную.

Z думает, что это смешно.

* * *

Имя происходит от ионийского слова «загре» со значением «яма, ловушка для ловли зверя живьем». Изначального Загрея сожрали титаны, но его сердце, выношенное смертной женщиной, родилось богом вина и безумия. Думаю, можно смело утверждать, что матери нечасто называют своих детей Загреями. Такое имя выбирают себе самостоятельно, если хотят подчеркнуть полное отсутствие социальных навыков общения. Хотя это и так становится понятно, стоит увидеть, что из себя представляет Загрей и как он живет.

Я нахожусь в гипсовой пещере, наполненной белыми телами – неподвижными и безмолвными. Будто подводная пещера с выводком слепых рыб, но каждый из них меня видит и знает, что я другой. И каждый из них – один разум в конечном итоге. Я вспоминаю морские анемоны на коралловом рифе, как рыбы-клоуны гнездятся в их щупальцах, и думаю, что будет, если моя слизь не пройдет проверку. Что ж, он меня ужалит, будет больно, а потом я окажусь там, где был, целый и невредимый, только придется вычистить крошечные частички Z в себе, выжечь их. Загрей украсил помещение: вместо электричества на стенах чадят факелы, в их бледном пламени все выглядит немного двухмерным и странным.

Я сказал, что мне нравится Z, и это правда, но я признаю, что он в некотором роде хищник. На Меррише несколько лет назад была вспышка. Почти все северное полушарие заразилось и начало строить пещеру – такую же, как эта. Планетное ополчение выступило туда и все зачистило, Z пришлось заплатить компенсацию, но ему плевать: он ведь планета и передовой мыслитель, то есть очень богат. У них там до сих пор случаются эпидемии, но теперь есть вакцина, и она делает свое дело.

Ближайший ко мне Загрей говорит:

– ТысебеполностьюотдаешьотчетвтомчтонаходясьвнутриструктурытыпребываешьвмыслиЗагреяивсечтотывидишьэтомысльставшаяреальностьюивсечтотампроисходитэтосоннотыплотьаплотьможетпострадатьилиизменитьсякаквпрочемиразумноэтокудаболеесмутнаятемадляобсуждениясомножествомпеременныхисубъективныхоценокчтоидеальновоплощаетпогонюзабесполезнымзнанием?

Да, никто не понимает, что это значит, если только не был здесь прежде.

– Да.

Инстанс пожимает плечами и отворачивается. Кажется, Z что-то с собой сделал с того времени, как я был здесь в последний раз, что-то ожидаемо безумное. Я чувствую изношенность его структуры как помехи в моем собственном потоке мыслей. Думаю, по сути, он провел частичное иссечение мозолистого тела; оно по-прежнему соотносится с его личностью, бессознательным по всем его инстансам, но не у всех теперь есть доступ к непосредственным мыслям друг друга. Он максимально приблизился к отколу, а затем остановил процесс, чтобы побыть в собственной компании, поговорить с собой, не осознавая, что именно сам себе скажет. Соблазнить себя самого. Убить себя самого. Это очень похоже на Z. Тут всё сложнее, запутанней. Какой-то доплеровский эффект, словно он приближается и удаляется одновременно, сжимается, когда говорит, и расширяется, когда слушает. Нет. Не так. Да, именно так.