Гномон - [116]

Я не множество. Я единое целое. Но я нахожусь во множестве мест одновременно, и места эти далеки друг от друга. Ясно?

Ты – маленькое создание, а я – большое.

Слышу, слышу твой возмущенный писк, мол, создание, которое собирается стать серийным убийцей вселенных, не слишком годится в судьи человечества. Расскажи-ка мне еще раз о своем времени, исполненном сострадания и братского чувства к другим. М-м-м? Нет, твоя правда, конечно. Мы не утратили злобы и жестокости. Даже сейчас, в далеком будущем за пределами всего, что тебе ведомо, есть плохие люди. С другой стороны, привычные грешки твоего времени какие-то старомодные. Мы от вас отличаемся настолько, насколько вы – от какого-нибудь бородатого примата в пещере.

Ну хоть чем-то же вы отличаетесь?

* * *

Я говорю «мы», но на самом деле другие люди этой эпохи немногим лучше. С некоторыми из них у нас что-то вроде неблизкой дружбы: я киваю женщине за прилавком, мужчине на лавке в парке, но они при этом присутствуют в десятке других мест, в десятке других тел. Сейчас считается модным разговаривать так, будто вы оба находитесь только здесь и сейчас. Мне это кажется странным, как заниматься любовью через дырочку в простыне. С некоторыми своими эксцентричными знакомыми, которые разделяют мои чувства, мы играем в го через расстояния во много световых лет, и я улыбаюсь, когда проигрываю. Го – единственная игра, дожившая до будущего, потому что она – искусство в той же степени, что и война.

Тем не менее даже эти просвещенные умы кажутся мне мелкими, двухмерными. Они мне нравятся. Просто кажется, что они слегка ограниченные, вот и все. Ну, для тебя это было бы так – ты снова ребенок, и твои игрушки научились разговаривать.

Во всех мирах и местах, которые я знаю, во всем пузыре взаимосвязанного постчеловечества есть лишь одно существо, похожее на меня: безумная планета по имени Загрей.

Загрей на самом деле не планета, просто на его родной планете больше никто не живет: единый разум обитает во всех организмах этого мира. Z иногда принимает гостей и предоставляет им – в том числе мне – чистые яркие тела, которые мы надеваем на его планете. Это просто любезность, ситуация временная. Ведь с каждым вздохом там ты вдыхаешь Загрея, впитываешь его микроскопические «я», и последствия не заставляют себя ждать. Если задержаться надолго, начинаешь вплетаться в мозаику сознаний, которую представляет из себя Загрей. Приходят видения, голоса. Загрей пускает в тебе побеги – невольно, он не может иначе. Я не возражаю, потому что природа моей личности устойчивее, чем у других, но остальных это пугает, для них это даже опасно.

Я – Гномон. В конечном итоге это утверждение настолько непреложное, что оно выстоит. Даже если планета проглотит меня целиком, она неизбежно впитает и мою тревогу – мою одержимость, если угодно, истреблением всего сущего – и станет таким образом Гномоном. Я изменюсь, расширюсь, и новое создание будет больше, чем только я, и больше, чем только Z. Уверен, мы оба думали, как бы это могло быть, как старые друзья иногда думают, не стоит ли завести отношения, но в конце концов, наверное, это слишком большой риск для обоих. Мы ведь стали тем, чем стали, неслучайно.

Другие… что ж. Их может проглотить, вдохнуть – почти случайно – и переварить в своем мыслетеле Z. Даже Исходящие думают, что Z – странный, наполовину личность, наполовину улей. Впрочем, кто знает, что они думают обо мне? Они не говорят – по крайней мере, в лицо.

Сегодня Загрей позвал меня на встречу. Будто стайка бабочек приземлилась на мою ладонь: странное мягкое давление, тревожное вторжение, действие неприличное и неожиданное. Загрей не обращается к другим. Он только отвечает, спит, меняется. Он по-своему одержим моделями, картами и ландшафтами, вплоть до субатомного масштаба – этим объясняются его необычные физические манифестации: он хочет стать ближе к малому, коснуться грани уловимых событий. Молекулярное мышление неимоверно велико по сравнению с квантовым, так что Z, несомненно, ищет способ обратить себя в структурированную энергию, заняться пикоархитектурой. Большинство считает, что это невозможно, но Загрей – это Загрей, как и я – Гномон. Нам не нужен никто другой. Друг другу мы, конечно, тоже не нужны, но сегодня Загрей обратился ко мне. Зачем? В шутку? Захотел поболтать? Или предупредить меня о неминуемом конце света? Это Загрей, что угодно могло его сподвигнуть на такой шаг: грибы разрослись на южном континенте и вызвали тоску по общению с другим, или экзистенциальный кризис, воспринятый непостижимым вегетативным способом мышления, который касается основной ткани мироздания. И все равно его обращение выглядит нелепо на далекой орбите нашего знакомства.

Никак не узнаешь, придется снять трубку.

* * *

Изобретательность человеческого разума – одно из свойств, которые мы в себе особенно ценим, поэтому никого не должно удивлять, что с развитием мы придумали новые преступления. Когда технологический прогресс сперва сделал нас долгожителями, а потом раскрасил в разные оттенки постсмертности, мы придумали новые способы выводить друг друга из себя и, как следствие, новые наказания. Наверное, самый странный из новых грехов – тот, что называется «примочка», или – официально в книгах – «отделение с целью поглощения».