Гнездышко - [7]

Алиса тайком разглядывала лицо Эрмины, заострившийся подбородок, впадинку на щеке под развившейся прядью белокурых волос… Вздохнув, она покинула мир своего одиночества.

– Будем пить кофе, птенчики?

Коломба решительным жестом отвергла это соблазнительное предложение, но затем с робким смешком согласилась.

– О да, давай кофе! Кофе, валяй! Кофе, кальвадос и прочее!

Она перевернула меню и быстрыми движениями стала набрасывать на нём нотные значки. Надвинутая на бровь шляпа и оттягивающая правый уголок рта сигарета лишь делали её лицо асимметричным, но не лишали его выражения благородной и рассеянной усталости. «Уж эта-то заслужила в жизни большего, – решила Алиса, – я имею при этом в виду и Каррина по прозвищу Балаби».

– Не надо бы тебе на ночь пить кофе, Эрмина.

– Ты так считаешь?

Младшая улыбалась, но в её улыбке сквозили холодность и вызов, и Алиса встревожилась, хотя и не подала виду.

– Как хочешь, малышка.

Убрав со стола, седоусый официант расстелил на нём бумажную скатерть, поставил бледно-карамельного цвета кальвадос, ошпаренные в кипятке чашки, глиняный кувшин с фильтром-цедилкой сверху, и Коломба оживилась.

– Здесь кофе всегда такой ароматный, верно, Алиса?.. Итак, что же ты теперь, после всего этого, собираешься делать?

– Чего «всего»?

– Ну, Алиса, я хотела сказать, в смысле Мишеля…

– Ах да… Ничего. Сейчас пока ничего. Предстоит ещё куча всяких юридических хлопот… Ох-ох-ох… К счастью, у Мишеля не было родных. Но мне бы хотелось поменьше говорить о нём.

– Ладно… Как хочешь.

– Потому что, честно говоря, я… не так уж довольна им во всей этой истории…

– Какой истории?

– Ну… я считаю, что он не должен был умирать. Она затушила сигарету в блюдце и отчётливо повторила:

– Так вот, я считаю, что он не должен был умирать. Не знаю, понимаешь ли ты меня…

– Прекрасно понимаю. Мне кажется, что понимаю. В общем, ты так же сурово относишься к нелепому несчастному случаю, как если бы это было… самоубийство.

– Вот именно. Самоубийство – вещь малопочтенная.

– Какова бы ни была его причина? – спросила Эрмина.

Она взволнованно слушала сестёр, обрывая край бумажной скатерти своим острым ноготком.

– Какова бы ни была причина, – сказала Алиса.

– Какова бы ни была причина, – повторила Коломба.

Она бросила на Алису спокойный и преданный взгляд.

– И всё-таки, – воскликнула Эрмина, – бывают же самоубийства от отчаяния, из-за любви…

– Ну уж и скажешь! Верно, Алиса? Вот я, – выпалила Коломба, – я думаю, что если мужчина меня любит, он не имеет права предпочесть мне что-либо другое, пусть даже и самоубийство.

– Даже если ты довела его до отчаяния, Коломба? Коломба взглянула на сестру с выражением величественного простодушия.

– Как же он может прийти в отчаяние, если я рядом? Говоря логически, он может отчаяться, только если меня больше рядом не окажется…

– Мне нравится это «логически», – сказала Алиса Коломбе улыбаясь.

Но Эрмина покраснела до корней волос. Более скрытная, чем сёстры, она порой хуже, чем они, умела скрывать свои чувства.

– Вы обе… вы говорите нечто неслыханное! – вскричала она. – Вы лишаете человека права случайно, непреднамеренно упасть в воду!

– Ну разумеется, – сказала Алиса.

– О!.. А ведь этот человек думал о тебе и думает даже после смерти, он позаботился, чтобы обеспечить твоё существование…

– Ну и дальше что? – резко спросила Алиса. – Материальные благодеяния, знаешь ли, для меня… Моё существование – лучше бы он больше думал о своем собственном.

– Ох! Ну, ты… Ты…

Эрмина оторвала от бумажной скатерти длинную ленту и едва слышно произнесла что-то обидное. Коломба и Алиса ждали, чтобы она успокоилась, и их терпение и сдержанность, по-видимому, задели её. Когда она неосторожно вздохнула: «Бедный Мишель!», Алиса взяла её за руку:

– Полегче, малютка. Ты нынче вечером много выпила. Из нас четверых ты одна ничего не понимаешь в вине. Мишель – это моё дело. Даже там, где он сейчас находится. И если я теперь не смогу говорить вам обеим то, что думаю, если я не могу просто позволить себе какую-то неправоту, в силу природной несправедливости или… любви…

Эрмина порывисто высвободила руку и прильнула щекой к руке Алисы:

– Что ты, что ты! Ты можешь! – воскликнула она негромко. – Будь неправой! Будь! Не обращай внимания! Ты же знаешь, я самая младшая!

– Тш-тш-тш, – с упрёком сказала Коломба.

– Не сердись на неё, – попросила Алиса.

С умилением и не меньшей тревогой она ощущала тяжесть горячей щеки на своей руке, а по зелёному с коричневым рукаву, непривычному для неё самой, беспорядочно разметались мягкие белокурые волосы.

– Возьми себя в руки, крошка. Не забывай – здесь ещё присутствует достойный служитель с усами, как у банщика… Пошли, отправляемся на боковую. Коломба, ты сегодня поедешь к Балаби в его заведение?

Коломба ответила на это лишь отрицательным и грустным кивком.

– А ты, Эрмина, пойдёшь ещё куда-нибудь?

– Нет – глухо ответила Эрмина. – Куда мне идти?

– Тогда забросьте меня домой, я оплачу такси. Умираю от усталости.

– Скажи, – спросила Коломба, – тебе кто-нибудь ещё помогает по хозяйству?

– Завтра утром придёт Неспящая.

– А сегодня вечером?

– Сегодня не будет никого.