Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой - [11]
Не обошлось, разумеется, без трудностей. Мы были ограничены в средствах, приходилось экономить на чем только можно. Потребовались многочисленные поездки, я мотался по дорогам Италии, вел переговоры в различных министерствах в Риме. Повсюду меня встречал радушный прием: Италия была крайне заинтересована в подводных исследованиях. В результате новый батискаф был полностью готов за пятнадцать месяцев; в Тулоне же, имея готовую гондолу, потратили два с половиной года со дня подписания соглашения до спуска ФНРС-3…
Профессор Пикар уже описал в своей книге,[9] как строился «Триест», поэтому мы остановимся на этом вкратце. В конце 1952 года был закончен поплавок; это был стальной цилиндр, разделенный на несколько отсеков. При спокойном море его можно было буксировать со скоростью 7–8 узлов, а в шторм он выдерживал волны высотой 6–8 метров. Гондолу с необыкновенным изяществом сделали умбрийские умельцы в Центральной Италии; она была безукоризненно выкована, обработана на токарном станке и полностью отделана весной 1953 года.[10]
Тем временем из Швейцарии, ФРГ и Северной Италии стало поступать заказанное оборудование и приборы; их доставляли в Кастелламмаре-ди-Стабия, на южном берегу Неаполитанского залива, где мы расположились на судоверфи «Навальмеканика».
С работниками верфи у нас с первого дня сложились самые сердечные отношения. Я вспоминаю сейчас, как был разочарован один журналист, любитель половить рыбку в мутной воде, которого несколько зарубежных журналистов командировали в Кастелламмаре отыскать какой-нибудь «материальчик» о нашей деятельности. Между прочим, рабочие судоверфи рассказали ему такую историю.
Несколько дней назад под вечер резкий порыв трамонтаны сорвал с рабочего шляпу, в то время как руки у него были заняты пневматическим сверлом. Случившийся рядом «профессоре» Пикар немедленно нагнулся, поднял шляпу и надел ее на голову рабочему. Ученый не увидел в этом ничего особенного, а в Южной Италии социальные барьеры довольно значительны. Большое впечатление произвел на журналиста и рассказ о том, что, когда недавно верфь была парализована забастовкой, рабочие батискафа продолжали трудиться — с единодушного одобрения пикетчиков.
В Тулоне дело двигалось своим чередом, но крайне медленно. Я уверен, что молодые люди, еще не ходившие в школу, когда был изобретен батискаф, не раз сожалели, что пренебрегли помощью и сотрудничеством такого выдающегося ученого, как профессор Пикар.
Я не вижу нужды продолжать дальше полемику, мне только хотелось выявить истину. «Наука без совести — яд для души», — писал еще Рабле.
Первые погружения «Триеста»
1 августа 1953 года, в день швейцарского национального праздника, «Триест» был спущен на воду. Нам не хотелось устраивать пышной церемонии, какой обычно обставляют в Кастелламмаре спуск корабля со стапелей. Но несомненно, для всех рабочих судоверфи, трудившихся с нами день за днем на протяжении семи месяцев, этот субботний день был особенный. Погода радовала: до полудня еще дул ветер, но ровно в полдень он прекратился и волнующая операция спуска на воду прошла без помех. Весь воскресный день «Триест» тихонько покачивался на волне — без бензина поплавок очень легок и сидит высоко. Последующие дни ушли на загрузку балласта, заполнение поплавка бензином и прочие мелочи. 11 августа мы произвели первый пробный спуск; я не рискую называть его погружением, ибо глубина бухты всего 8 метров, это была скорее генеральная репетиция. Телефонный провод связывал нас с понтоном, где находились несколько инженеров верфи; через какое-то время мы сообщили со дна бухты, что будем подниматься. Мне рассказывали потом, что на собравшихся большое впечатление произвела точность маневра. Хотя чему тут было удивляться? Расчеты «Триеста» были правильными, работа — добросовестной.
Через день — новое погружение, на сей раз уже на рейде. Все было как в первый раз, только глубина увеличилась в два раза. Проведя несколько минут на дне, где не оказалось ничего интересного, кроме кучи ржавых цепей и старых якорей, мы поднялись на поверхность. На берегу нас ждала стайка журналистов, потихоньку проведенных рабочими верфи. Они забросали нас вопросами: как выглядит морское дно? Что мы там видели? Есть ли светящиеся рыбы? Мы ответили, что заметили одну-единственную старую раковину. Это не помешало нам наутро, раскрыв газету, узнать, что, оказывается, мы наблюдали «мириады чудесных раковин и фосфоресцирующих рыб» — это на шестнадцатиметровой глубине в порту Кастелламмаре среди бела дня! Вот они, плоды информации. «Слава растет изустно», как говорил Вергилий.
Перед настоящим погружением в открытом море надо было произвести генеральную репетицию в бухте Кастелламмаре, причем с буксировкой. То же суденышко доставило нас затем к островам Капри и Понца, где 14 августа мы погрузились на сорокаметровую глубину. Для отработки маневра батискаф опустился на дно. На сей раз мы хотя и не видели фосфоресцирующих рыб, зато побывали в дивном морском саду; легкое течение пронесло нас сотню метров, мимо иллюминатора проплыла большая морская анемона.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.
Известный французский исследователь пещер Н. Кастаре в своей книге "Моя жизнь под землей" рассказывает о путешествиях в глубь земли, о приключениях и опасностях, которые ему пришлось пережить в пещерах. В этой книге автор коротко подытоживает все основные события и результаты своей полувековой деятельности в подземном мире.
Эксперимент норвежского ученого Тура Хейердала, который в 1947 году прошел с пятью товарищами на бальсовом плоту из Южной Америки через восточную часть Тихого океана до Полинезии, остается ярчайшим примером дерзания в науке.