Глинтвейн для Снежной королевы - [40]

– И что – никаких известий? – задумался Самойлов.

– Лера звонила Элизе. Раз пять или десять… Двенадцать, – определился Капустин. – Большинство звонков записалось на автоответчик.

– Так какого черта вы тогда морочите мне голову? – вскочил Самойлов. – Что вы подразумеваете под словом «пропала»?

– Никто ее не видел с тех пор, понимаете? А звонки – они могут быть записанными на пленку, а потом кто-то прокручивает их в трубку…

– Значит, когда пропавший мальчик звонит вам из счастливой американской жизни, на английском! – только вдумайтесь, на английском языке, вас это не настораживает, никаких мыслей о подделке в голову не приходит. А тут!..

– Из немецкой, – заметил Капустин.

– Что?… – опешил Самойлов.

– Из счастливой немецкой жизни. Антоша с Корамисом месяц назад еще были в Германии. Найдите Леру, пожалуйста, – жалобно попросил Капустин. – На меня без Лерки напала такая тоскливость, впору мебель грызть.

– Ничего, потерпите несколько месяцев, – не мог успокоиться Самойлов, – жена разродится, будет чем дома заняться, от тоски и следа не останется!

– Это другая тоска, это как будто вырвали кусочек сердца, и никаким другим ребенком его не нарастить.

Самойлов обещал подумать – только таким образом ему удалось выпроводить Капустина. Тот совал деньги – аванс – и просил подписать хотя бы условный договор на поиски дочери.

– Мне бы только знать, где она и чем занимается! – повторил он.

Аутизм

В половине седьмого следующего утра Самойлов уже замерзал на детской площадке возле дома Капустиных. В семь с минутами наконец из подъезда вышла Мария Ивановна Мукалова, натягивая на ходу перчатки. Не заметила Самойлова, пока он не преградил ей путь.

– Где ваша собака? – без предисловий спросил замерзший Прохор Аверьянович, стуча зубами.

Маруся не сразу узнала его и долго еще с удивлением разглядывала странный головной убор Самойлова – поверх старой меховой шапки бывший следователь повязал шарф, чтобы спасти от ледяного ветра уши и щеки.

– Зачем вам? – спросила она наконец, стараясь сдержать улыбку.

– Хочу знать, где ваша собака.

– Ее нет, – просто ответила Маруся.

– Давно?

– Две недели. Третья пошла.

– Собака у Валерии, так? – без объяснений своего интереса спросил Самойлов.

– У Леры, – кивнула Маруся. – Я спешу, а вы замерзли. Почему ко мне не поднялись?

– Я хотел убедиться, что вы не выгуливаете собаку утром. Если бы вы ее выгуливали, я бы ушел без всяких вопросов.

– Странный вы какой-то, – вздохнула Маруся. – Ладно, пойдемте ко мне, я позвоню на работу, что опоздаю.

– Я в подъезд зайду, а к вам подниматься не буду.

– Хорошо, только пойдемте скорее, а то у вас сейчас нос отвалится.

В подъезде они поднялись на один пролет, и Самойлов тут же прилип к батарее. Маруся молча стояла и ждала.

– Вы ведь больше не дружите с Капустиными, так? – то ли спросил, то ли выразил надежду Самойлов.

– Да, у нас разладились отношения после пропажи Антоши.

– И вы знаете, где Лера, – констатировал Самойлов и отлепился от батареи, только чтобы прижаться к ней спиной.

– Знаю, – кивнула Маруся. – Когда ее родители отказались искать мальчика, она пришла ко мне.

– А вы?

– Я сказала, что тоже не буду его искать. Тогда Лера отказалась остаться у меня и попросила найти для нее интернат.

– Нашли? – Самойлов уставился в лицо женщины, выискивая причину ее поразительного спокойствия и тихой радости в лице. «Такие лица бывают у сектанток», – подумал он.

– Нашла.

– Капустиным сообщили, где их дочь?

– Они меня не спрашивали, – с легкой улыбкой ответила Маруся.

– А меня спрашивали! Хотели нанять для розыска! – заявил Самойлов.

– Хорошо, я занесу им адрес, не кричите. Девочка просила ничего им не говорить, но я занесу.

– Где она?

– Интернат для детей с отклонениями. Под Истрой. Хорошее место.

– С какими еще отклонениями? – опешил Самойлов.

– С умственными. Дауны, олигофрены. Лера выбрала группу аутистов.

Самойлов уставился в лицо Маруси с остервенелым отчаянием.

– Да вы не беспокойтесь, – тронула его руку Маруся. – Там отличные условия проживания. И потом, Лера сама выбрала этот интернат. Она отвергла две частные загородные школы. А под Истрой отличные педагоги и специалисты по детской психиатрии и неврологии. Она там не столько учится, сколько помогает взрослым, ухаживает за детьми. Ее все сразу полюбили безоглядно…

– Не сомневаюсь, – процедил Самойлов.

– Разрешили туда собаку взять. Артист теперь для всех – главное лекарство от беспокойства и тоски.

– Дауны, олигофрены… – обреченно прошептал Самойлов.

– Аутизм – это не умственное отклонение… – начала было объяснять Маруся, но Самойлов перебил.

– А дауны – это просто люди с лишней хромосомой! – закричал Прохор Аверьянович. – Мало этой девочке было одиночества, теперь она научится замыкать его на себя, как оголенные провода! С риском для жизни, так сказать!..

Не попрощавшись, Самойлов тяжело затопал вниз по ступенькам. На улице он остановился, осмотрел двор и заметил Марусю в окне площадки между первым и вторым этажом. Она смотрела на него сверху. Даже сквозь пыльное стекло ему почудилась джокондовская улыбка.

– Не беспокоиться, да? Пошли вы все!.. – обозлился Самойлов и поехал на Истру.