Глиф - [10]

Как это называла сама Анжела, «триумф мещанства». Замужем она никогда не была, постоянной работы не имела, и на какие средства содержала уютное гнездышко, Марина толком не знала. То есть, она слышала от Анжелы разные официальные версии — про гадание на картах Таро для доверчивых дур, сеансы спиритизма для скучающих эзотериков, продажу дисков с песнями в собственном исполнении, и консультации «по очистке кармы» — но все это вместе взятое не объясняло ни новенького «Хюндая» Анжелы, ни странных типов с липкими глазами, с которыми иногда сталкивалась Марина в дверях.

В этот раз, слава богу, у Анжелы никого не было. Хозяйка дома встретила Марину в нежно-розовом халате с пушистыми отворотами и, почему-то, в ярко-красных туфельках на высоком каблуке. Расцеловала в обе щеки, приняла курточку и шарф, усадила за стол, включила электрочайник, попутно закрыв ноутбук, поставила перед Мариной вазочку с перекрученной смородиной и сказала, проницательно прищурившись:

— Ну-с, милочка моя, и что у нас сегодня случилось?

Марина достала из сумочки свой старенький «Олимпус» — самую обыкновенную, но очень хорошую «мыльницу», которой, конечно, далеко было до зеркалки Ники, но ведь и Марина — не профессионалка, так ведь? — и вместо ответа продемонстрировала Анжеле багровую печать поверх полотна Чаплыгина.

— Так-так-так, — Анжела прищелкнула языком. — Одну минуточку…

Пока заваривался чай (как всегда, какой-то жутко экзотический, с кусочками фруктов, названия которых Марина и не слышала даже), Анжела подсоединила «Олимпус» к ноутбуку, слила фотографию и вывела ее на экран.

— Так, — повторила она. — Ну да, конечно. Блаватская.

Книжных шкафов у Анжелы не было по причине банальной нехватки свободного места, и книги по магии — всех форм и размеров, от старинных, в тисненой коже фолиантов, до современных глянцевых покетбуков — валялись повсюду. Анжела вытащила из-под кровати потрепанный том с торчащими закладками, быстро пролистала его и ткнула пальцем в абсолютно такой же символ, только не багровый, а черный.

— Черное Солнце, — сказала Анжела и строго спросила: — Где ты это сфотографировала?

— В библиотеке, — ответила Марина и коротко изложила события сегодняшнего дня.

— Идиоты, — фыркнула Анжела, выслушав ее. — Очередные вандалы-сатанисты. Когда же они наиграются…

— А что это значит? Ну, Черное Солнце?

— Пуп земли и центр Вселенной, — пренебрежительно пояснила Анжела, захлопывая книгу. — Все и ничего. Деточка, это просто символ. А любой символ значит ровно то, что ты думаешь, что он значит. Может быть, это нацики побаловались — это ведь еще и двенадцатилучевая свастика…

— Но зачем? — удивилась Марина.

— Что — зачем? Затем! Мариночка, миленькая, игра в оккультизм — это как секс, важен не результат, а сам процесс, — назидательно объяснила Анжела. — Это как те балбесы, что приходят ко мне заниматься столоверчением. Им же не духов надо вызвать, а себя медиумами почувствовать. А этим, с краской, важно что-нибудь намалевать на картине. Желательно, конечно, что-нибудь такое эдакое. Чтобы все ахнули. А Блаватская — вполне доступный ширпотреб. Вот увидишь, завтра во всех газетах…

Марина съела ложку варенья и отхлебнула чай. Анжела, хоть и подрабатывала гадалкой, клиентов своих откровенно презирала. А сама была ой как непроста…

— Так что же, никакого тайного смысла в этом нет? — на всякий случай уточнила Марина.

— Есть. И тайный, и явный, и двойной, и обманный. Смыслов — их сколько надо, столько и есть. У тех, кто малевал — один смысл, у тех, кто их искать будет — второй смысл, у тебя — третий… Ты ведь не только из-за этого пришла, верно? Давай, рассказывай, что твой козлик выкинул на этот раз…

9

Поначалу Ника и не собиралась принимать приглашение Белкина, но два дня практически полного безделья ее доконали. Она успела подружиться с Пиратом и даже объяснить ему, кто в стае главный — псина послушно исполняла все команды, правда, только пока в руках Ники было что-нибудь вкусненькое. Съездила на кладбище, положила четыре гвоздички на черную гранитную плиту на могиле родителей. Папу Ника не помнила совсем, а при мысли о маме в душе возникало только большое, светлое, теплое и, увы, совершенно размытое чувство. И папа, и мама погибли, исполняя свой интернациональный долг (читай — обучая туземцев русскому языку) в Демократической Республике Афганистан, когда Нике было пять лет от роду, и с тех пор ее воспитывал дед… Еще Ника разобралась с кофеваркой, научившись делать себе вполне приличный капуччино, перезнакомилась с детьми в сквере, переругалась со старушками там же (им, видите ли, не давал покоя Пират без намордника), разведала ближайшие магазины и отменила все дела на следующую неделю. От деда вестей не поступало, а Белкин все звонил и слал е-мейлы, доходя до откровенной назойливости. На третий день, в пятницу, Нике стало настолько скучно, что она согласилась прийти в гости.

На такси Ника доехала до улицы Польский Бульвар, совсем не похожей ни на бульвар, ни даже на улицу в общепринятом смысле этого слова. Скорее, широкий и длинный грунтовый пустырь между домами, с редкими вкраплениями кривоватых деревец, полусломанных беседок, и песочниц в окружении ржавых скелетов того, что, по идее, когда-то было качелями и детскими горками. Дома вокруг были панельные, похожие на модельки из плохого китайского конструктора, и очень грязные.