Он ввалился с мороза, весь пышущий паром и страхом. Огляделся растерянно, зло. Дверь за собою захлопнул и подпер поленом.
Прошагал неуверенно и рухнул на стул. Потом встрепенулся, привстал, сбросил шубу. Снова уселся на стул, упер локти в колени. Голову бессильно уронил на грудь. Застонал едва слышно и вцепился руками в свою шевелюру, пятернею ероша и комкая мокрые от пота власа.
— Кто ты? — спросил я его подобающим тоном (грозно и громко). — Кто ты и от кого убегаешь?
Он не ответил. Потом лишь, спустя добрый десяток мгновений процедил сердито и пусто:
— Отстань.
Я повторил свой вопрос.
— Кто ты и от кого убегаешь?
Он не ответил. Мой голос его разозлил. Он вдруг прорычал сквозь плотно сжатые зубы:
— Отцепись!
Он был в трансе. В том самом загадочном и непонятном трансе, когда разум отказывается верить в то, что свершилось; в то, что уже позади. Когда все вокруг превращается в сон, кошмарный и нереальный. Когда рассудок мечтает о том, чтобы повернуть время вспять. Когда глаза не видят того, что уже было, но мечтают увидеть что быть бы могло. Реальность вдруг вздрагивает и плывет, и больше не хочется жить. Мне это было знакомо…
— Кто ты и от кого убегаешь? — в третий раз вопросил я. В третий — в последний.
Он не ответил.
За окнами залаяли псы. Погоня.
Он медленно поднял глаза. Туманный морок во взгляде сменился злобой и страхом затравленного зверя. Он заозирался.
И понял, куда попал.
Злоба исчезла. Осталась одна обреченность.
— Я — никто, и бегу от себя, — прошептал он одними губами.
— В чем твой грех?
— Я убил человека.
— Мечтаешь ли ты об искупленьи? — как и положено уточнил я.
— Мой грех нельзя искупить! — воскликнул он в отчаянии. — Мне нет прощения. Я — никто, пустое место, белый холст. Я — ноль, бездарность, серость. Я актер, актеришка — ведь все что я могу — так это жить чужими жизнями! О да, вживаться в роль и воплощаться… Сегодня в нищего, а завтра — в принца. Но сам я — ноль, пустышка, я никто. И вот случилось то, чего я так боялся. Не я вживался в роль она в меня вживалась. И отпустить не пожелала. О боже, какое это упоение — жить, любить и ненавидеть… По-настоящему, всерьез, как люди! Как умеют все — кроме меня, ничтожества…
Он помолчал. Потом продолжил:
— И я убил. Я отнял жизнь на сцене — как не раз до этого, но… Все было взаправду. Кровь, страх и боль в глазах партнера, ужас от содеянного, пустота внутри… Погоня, страх, отчаяние, безысходность… Я был никем — и стал убийцей в одночасье! И вот я здесь. В Приюте.
В дверь заколотили.
Он сжался, спина его вдруг напряглась.
— Не бойся, — сказал я. — Не посмеют. Ведь это же Приют.
— А толку? Ведь не смогу ж я оставаться вечно здесь. И я бегу вовсе не от погони…
Пауза.
— От себя убежать невозможно, — сгорбившись, прошептал он.
— Все возможно. Это Приют. Здесь каждый обретет покой.
— Как?! — Одно слово, а сколько эмоций! Надежда и стыд, смирение и гордыня, смятение и решимость.
— Ты должен стать мной.
— Но кто ты? Ведь я тебя даже не вижу…
— Я — Дух Приюта, — с некоей торжественностью провозгласил я. — Я есть Приют. Стань мной, Никто, и стань воистину Никем! Я есть Никто — и я есть Все!
Он не колебался.
Как же люблю я этот миг — безумство и свобода единенья! Он растворился во мне — я превратился в него. Мы поглотили друг друга. Нас было двое — стал один. Всегда один. Всегда Никто.
Полено рухнуло. Дверь распахнулась. Они вошли, блеснула сталь. Окружили хладный труп. Негромко выругались, мечи убрали в ножны.
Им не догнать его. Как не догнать меня.
Я — дух Приюта. Я есть Приют.
Вот только иногда я вспоминаю, что когда-то… давным-давно, в покрытой пылью глубине времен… я вспоминаю…
Я был когда-то кем-то. Не помню только кем.
Я убегал. Я убегал от самого себя; мне это удалось. Я нашел Приют.
Теперь я — дух Приюта. Я — Никто.
Я есть Приют.
