Глемба - [47]

«Ну, Глемба, это будет твое последнее слово», — поклялся я в душе.

Решено: больше я с ним и разговаривать не стану. Что за нужда мне знаться с этим идиотом? Будто некуда больше девать время!..

8

Лаци, врач-психиатр, и его очаровательная жена уже приступили к чаепитию. В тот момент, как я переступил порог, настала неловкая тишина; впрочем, возможно, это мне только показалось.

— А мы уж собирались идти за тобой! — сказала жена.

Я искренне обрадовался Лаци. Он был на голову выше меня и пропорционально сложен, что было особенно заметно рядом со мной, при моей склонности обрастать жирком; лицо, глаза и зубы у него — все было какое-то чистое, а губы, почти всегда растянутые в улыбке, перерезали поперек пышущую здоровьем розовощекую физиономию. Улыбка эта была не приторно-любезной, а естественным выражением той приветливости и глубокого, нерушимого спокойствия, которые пронизывали все его существо. И как неотъемлемая часть его собственной личности воспринималась улыбка жены, его неизменной спутницы. Было время, когда я всерьез побаивался в нее влюбиться, но по самокритичном сопоставлении себя с ее мужем вынужден был признать, что все мои попытки заранее обречены на поражение. Я повел себя достаточно осмотрительно, и сдержанность моя была вознаграждена теми милыми, добротоварищескими отношениями без малейшей натянутости, какие сложились у нас с женой Лаци.

Мы с Лаци обнялись.

— Райский уголок! — воскликнул он.

— Погоди, это только начало! — скромничал я. — Посмотришь, что тут будет, когда мы осуществим свои планы!..

Тут я покосился на жену, поскольку ни о каких планах у нас и речи не заходило, не считая печки, на которой теперь, по причине испорченных отношений с Глембой, можно было поставить крест. Я осекся и скис и вдруг с внезапно вспыхнувшим раздражением посмотрел в сторону двора, заросшего сорняками высотой в человеческий рост.

— Задушит нас этот бурьян! Смотреть на него тошно, а извести́ — сил не хватает…

Супруга Лаци повела рукой — движение было легким, точно цветок чуть склонился и поник на ветру, — и заговорила. Ей, мол, кажется, что в теперешнем его невозделанном виде наш участок необычайно живописен, напоминает нетронутую природу, и упаси нас бог устроить тут приглаженный-прилизанный цветник или, чего доброго, развести огород.

Я заверил ее, что у нас этого и в помыслах нет, просто хотелось бы очистить двор от сорняков и засеять газон, чтобы была небольшая площадка для игр, но выбираешься сюда только на субботу-воскресенье, да и то не каждую неделю, так что, как ни сражайся с зарослями крапивы, все напрасно, она вырастает снова.

— А почему бы вам не обосноваться здесь на более долгое время? — вмешался Лаци. — Скажем, недели на две-три.

— Легко сказать! — с досадой воскликнул я. — На работе дел невпроворот…

— О, это нетрудно уладить! — прервал меня Лаци и проворно встал. — Не проводишь меня по своим владениям? — шутливо предложил он и с этими словами шагнул за порог. — Мечта! — воскликнул он, восторженно разводя руками. — Эта долина — как декорации к сказочному фильму…

Он подхватил меня под руку и увлек к дальнему концу двора.

— Я должен тебе кое-что сказать, — небрежно начал он, однако я уловил в его словах какое-то не свойственное ему внутреннее волнение. — Было бы очень полезно и даже, я бы сказал, необходимо для вас провести здесь несколько недель. — Он остановился и повернулся ко мне лицом. — Из-за твоей жены…

— То есть? — ошеломленно спросил я.

— Для особых опасений, конечно, нет причин, — продолжал он. — Просто ей необходим покой… Оздоровительный отдых, как мы, врачи, это называем.

— Да… Но почему?

— Видишь ли, тебе, конечно, это в глаза не бросается, поскольку вы все время вместе… У нее расстроена — или, скажем, расшатана — нервная система. Она и сама это чувствует, только не решалась тебе признаться. Я знаком с ее начальником и разговаривал с ним. Он тоже оценивает ситуацию вполне однозначно. Более того: ссылаясь на отзывы ее сослуживцев, он подтвердил, что она нуждается в отдыхе… Она не осмелилась сообщить тебе об этом, так что я взял на себя роль посредника; все формальности улажены, твоя жена получит внеочередной отпуск…

— Слушай, старина, для меня все это — как снег на голову. — Я смотрел на Лаци, чувствуя, что мне стало трудно дышать. Я принялся лихорадочно рыться в памяти, и мне удалось воспроизвести кое-какие мелкие симптомы, которые в свое время не привлекли моего внимания, но если рассматривать их под этим углом зрения… И все же я счел нужным заявить: — Я ничего такого не замечал!

— У тебя забот хватает — вечно в запарке… Ну а кроме того, ты ведь не врач, откуда тебе знать первичные симптомы? К тому же речь идет о таких малозаметных признаках, которые не всякий подметит. Однако даже такие мелочи нельзя оставлять без внимания. Если они заложены генетически, я имею в виду, если они указывают на природную предрасположенность человека, — их необходимо захватить вовремя и лечить. Конечно, в данном случае речь идет не о лечении в полном смысле этого слова, просто мы прописываем покой и отдых… Ты тоже не придавай этому значения, иначе, чего доброго, напугаешь жену и тем самым только ухудшишь ее состояние. Веди себя так, будто ничего не случилось… — Он обнял меня за плечи и увлек подальше от дома. — Я бы порекомендовал… в интересах дела, конечно… чтобы ты отвлек все подозрения на себя. Представим дело так, будто не ей, а тебе необходим отдых. Что, кстати, — добавил он со свойственным ему легким, открытым смешком, — вовсе не было бы обманом… — Он посерьезнел и уже без улыбки продолжал: — Ты совсем не жалеешь себя, старина, разбрасываешься направо-налево, не щадя своего здоровья и сил. — Вздохнув, он добавил: — Конечно, я тебя вполне понимаю… Все мы живем не лучше: жмем из последних сил, пока не выдохнемся.