Глазами волка - [73]

Окошечко открылось, показалось всё то же лицо. На левой щеке горел свежий след от удара плетью.

— Ты?..

— Я.

— Теперь ты лучше одет.

— Предпочитаю одеваться волчьей шерстью. Но для госпожи Статиры сделал исключение.

— У нас ещё остались собаки,— сообщил человек с разбитой щекой,— Проваливай, пока не спустили!

— Не спустишь.

— Собираешься их всех голыми руками порвать?

Лик заулыбался и показал акинак.

— Видишь, я не с голыми руками. А тебе спускать собак всё равно нельзя, и я это знаю. 

— Можно, мальчик, можно.

— Было бы можно — спустил без разговоров.

— Я иду спрашивать разрешения у госпожи Статиры.

— С тем же успехом,— сказал Лик,— ты мог бы разговаривать с морем.

Ответа не было, только шаги удалялись. Лик развернулся на пятках и поискал взглядом рощу.

Отсюда она казалась маленькой, почти игрушечной. Лик усмехнулся и махнул рукой.

Сперва не произошло ничего. Лик даже заподозрил, что попал в сон, и стоит здесь не по-настоящему. А потом от рощи отделилась несколько крошечных фигурок, мучительно медленные на таком расстоянии, и Лик не смог сдержать улыбку.

Вот он, боевой путь. Сначала он служил. Потом выживал. Потом командовал обороной. Потом дрался в рукопашной.

А теперь командовал штурмом.

71

Когда Ихневмона позвали, он отмывал руки от крови.

Служанка-иберийка стояла у входа и взирала на него с лёгкой брезгливостью. Так аристократка смотрит на мальчишку с мясного ряда.

А вот заболят зубы или будет запор — на коленях приползёшь,— подумал Ихневмон, но спросил только:

— Что такое?

— Господин Евдокс просил передать, что хочет тебя видеть.

— Я помогаю.

— Иди,— Аполлонид хлопнул мальчика по голому плечу,— Нехорошо отказывать взрослым друзьям.

— Я помогать вам хочу!

— Ты очень мне поможешь, если не будешь мешать.

Ихневмон подчинился. Но всё равно шагал через площадь напряжённый, как натянутая струна. Только тронь — и он лопнет.

На агоре царил обычный торговый гул. Но за последние дни его тон сильно изменился.

С каждой новостью гул становился тревожней, а лица — мрачнее. Даже гетеры и женщины рангом пониже завлекали клиентов намёками, что может быть это — в последний раз...

Говорили, что после успеха в Ольвии царь Палак решил покорить себе весь полуостров. “Зачем мне пирог с обкусанными краями?”— сказал он, якобы, меотийскому послу. Палак прислал посла и в Херсонес, его заставили говорить перед городским советом. Посол требовал освободить корабли из Ольвии от всех сборов в обмен на постоянный гарнизон и помощь во время войны.

— Но ведь войны пока нет. А ваши баржи с хлебом пользуются нашим портом,— заметил на это Евдокс. Его положение в совете сильно пошатнулось после той ночи, но архонт устоял. Любовь народа к нему только возросла, и владельцы лавок с лепёшками даже поклялись, что будут кормить его бесплатно — если Евдоксу придёт фантазия к ним у них столоваться.

— Войны пока нет,— ответил посол,— Но вдруг будет?

Совет отверг предложение и отправил послов в Меотию. Посланников выбирали жребию, но секретаря назначили из агорономов, чтобы гончар и корзинщик, что вытянули жребий, не погубили нечаянно город.

В Меотии тоже всё изменилось. Молодой царь Перисад сменил своего бестолкового братца и взялся за государственные дела. Он велел обновить храмы на акрополе, устроить ревизию зернохранилищ и казнить командира фракийской конницы самым затейливым способом.

Потом он начал переделывать скифскую конницу. За неё отвечал Савмак, приятель детских игр, чьи предки нанимались ещё к первому Левкону. Говорили об амнистии тех, кого изгнали при Левконе и что вернулись времена царицы Камасары. Получается, фракийцы теперь будут в опале, а скифы — на коне, во всех смыслах.

Возможно, Перисада тоже удивили успехи царских скифов. Ихневмон подозревал, что он тоже решил сражаться за власть над всем полуостровым. Раз скиф с советником-греком достиг таких успехов — то гераклеец с советником-скифом прославится не меньше, чем Геракл, воспитанный кентаврами.

Перисад принял гераклейских послов на пиру. Словно хотел совместить скифское хлебосольство с гераклейской скромностью. Подавали печёных дельфинов и заморские финики с лучшим местным вином.

После всех церемоний агороном Никей, секретарь посольства, осторожно попытался поссорить меотийцев с царскими скифами.

— Палак захватили Ольвию,— напомнил он.

— Я тоже не против её захватить,— ответил Перисад,— Хорошее место, много добычи. Но она слишком далеко.

— Теперь степное зерно пойдёт на южные рынки без пошлин,— посол продолжал гнуть свою линию,— Цена упадёт, и вы не получите всех доходов от вашего прославленного зерна. Царь Палак покусился не на Ольвию, а на ваши доходы, басилевс. Это нельзя оставить без ответа.

Перисад задумался. Чёрные локоны выбились из-под диадемы и накрыли лоб тревожной тенью. Было заметно, что он хочет решить проблему сразу и на глазах у гостей — но на ум не приходит ни одного решения.

Положение спас Савмак. Он был грузный, громкий, со сверкающими глазами. Одним словом — настоящий скиф, словно только что с лошади слез. Он отставил чашу с неразбавленным вином и хлопнул рукой по столу.

— Обсуждать тут нечего,— заявил скиф,— Наши деньги мы и сами посчитаем. А что касается цен на зерно — скоро будет большая война на севере и на юге. Про это все приметы и оракулы. Некому будет сеять, а солдаты потребуют хорошего хлеба. На юге словно пасть откроется — и туда можно будет заливать столько зерна, сколько вырастим. И всё равно не накормим!