Глазами волка - [38]

Ропот прокатился по рыжим рядам.

— Ты убьёшь его?— спросил Лик.

— Если его и убьют, то это буду не я,— ответил Маэс,— У него врагов достаточно. И если здесь соглядатаи Евдокса — передайте, что у меня нет ножа против него. А если и у него нет ножа против меня — пусть передаст мне. Чтобы мы оба могли жить без страха.

— Как же тебе передаст?— спросили из толпы.— Он же не будет знать, кто из нас тебя прячет.

— Он найдёт способ. Он всегда их находил.

— Ну да, он же свой в этом городе,— заметил привратник,— В городском совете заседает, в стратеги метит. Это мы тут навсегда чужие…

— Хорошо сказано,— Маэс уже стоял, опустив взгляд в пляшущее пламя,— Я побеждал, меня любил весь город, и жил в норе. Сейчас я победил и мне негде больше жить. Вот он — город открытый для всех. Здесь есть место гетерам всех народов, купцам из всех земель — а воину нет места!

— С гераклейцами нам не ужиться,— заметил тот, что был за привратника,— Они пьют вино, впадают в безумие. А в вине невозможно знать меру. Я пробовал — не получилось.

— А вы знаете, как говорят в южных городах?— подал голос тот, что был с незнакомым выговором.— Что пить вино можно либо разбавленным, либо по-скифски. Как будто сами не знают наших обычаев! До появления их вонючих тесных городов скифы вообще не знали вина! Этим надменных рыбакам мало воровать нашу землю, они ещё сваливают на нас свои же пороки!

Поднялся ропот. Каждому было, что сказать о скифских пороках, от которых он, конечно же, свободен.

— Не плачьте, волки!— торжественно произнёс привратник, когда ропот стих,— И ты не бойся, Маэс! Тебе недолго страдать! Царь Палак собрал могучую армию. Пятьдесят человек гвардии...

— Уже восемьдесят,— уточнил Лик.

— Точно! Слышал это число!.. Так вот, восемьдесят гвардии — и у всех позолоченное оружие. Двадцать тысяч всадников. Советники из мудрейших гераклейцев помогли ему построить крепости — а значит, помогут и взять эти старые стены.

— Без флота тут не справишься,— заметил писклявый голос неизвестного стратега из задних рядов,— Вдруг приплывут понтийцы и отобьют город?

— Да, эти могут,— кивнул Маэс,— Они уже присылают шпионов.

— А пусть даже и с флотом!— как ни в чём ни бывало, продолжал привратник.— Флот можно и у меотийцев одолжить, а потом расплатиться городами. Крепитесь, скифы! Нам недолго осталось терпеть унижения. И славному Маэсу недолго прятаться. Когда наши братья разобьют морду на воротах этого проклятого города — наш Маэс снова выйдет из-под земли, как терапевт Пифагор. И вольный город Херсонес, основанный скифами, снова станет скифским!

— Не радуйся,— сказал Маэс.

— Почему бы не радоваться?

— Если горожане не смогут поразить скифов за стенами, они начнут резню тех, кто внутри стен. Или заранее переловят и продадут в рабство понтийцам. Помните — их корабли ещё в гавани.

— А мы быстрее успеем ворота открыть!

— Со мной пришёл мой друг,— Маэс указал на Лика,— он только что из степи. То, что он знает, будет полезно для всех. Давайте, послушаем его, прежде бежать открывать ворота.

Все глаза смотрели на Лика. Каждый ждал его слова.

Сначала это было здорово. Но стоило ему открыть рот, как холодный страх схватил его за горло холодными пальцами.

Юношу трясло. Он словно окунулся в холодную воду. И сразу вспомнил, как пытался выступать на рынке и чем это закончилось.

Теперь юный невриец понимал, как непросто приходилось Маэсу на арене. Тысячи глаз смотрят, тысячи глоток готовы взорваться. Они верят, что ты победишь, — и там, в глубине живота, мечтают увидеть твоё поражение. Пусть ставка сгорит, так даже интересней. Она станет платой за зрелище, которое ты тайком мечтаешь увидеть.

Словно огромный, тысячеглазый титан взирал на него. И от него было не укрыться. Он был слева, справа, спереди — вокруг и везде. И даже металлическая Луна, покачиваясь над пламенем, взирала на него с тёмного неба.

Лик вдохнул поглубже, прикрыл глаза, чтобы лучше представить то, о чём собирался поведать. Картина всплыла из памяти — кроваво-алая, удушливая, обжигающая. Этот жар растопил холод страха.

И Лик начал свою историю.

40

Это случилось девять ночей назад.

Лик карабкался вверх по холму. Лапы сводило судорогой. Он не рассчитал силы и бежал слишком быстро. Неосмотрительно, слишком неосмотрительно. Цивилизация и правда делает воина мягкотелым, притупляет зверскую остроту чувств.

Он уже возле стен Новой Столицы, в самом сердце владений Палака. Лик нёс царю важные вести. Да, брат убит… но ясно, что месть будет неотвратима.

Вокруг столицы — сады и возделанные огороды. Земледельцы не станут прятаться за городские стены.

Как же больно… Такая беспечность недопустима. Лик всё ещё на службе. На войне мелочей нет.

Над холмом поднималось зарево костров. Интересно, что происходит? Наверное, царь решил устроить полевые манёвры. С тех пор, как Гиппас стал советником, он постоянно что-то придумывает для войны. То гвардию увеличит на тридцать человек, то баллисты про запас строит. А ведь древние цари побеждали мидян не баллистами. а быстротой. Они отлично умели отступать и заманивать.

Если маневры и войско стоит, как в походе, это даже лучше. Лику вынесут сыра и чашку наваристой говящей похлёбки, как в древние времена. Потом царь выслушает его доклад. Обнимет, как равного, и прикажет трубить сбор. Он заставит Лика повторить рассказ, потом скажет, что сообщили другие посыльные. И объявит войну тем, кто посмел посягнуть на жизнь стражей Песчаных Мысов.