Глаза Фемиды - [5]

Когда продавщицу Фешу попросили отворить двери для свидете­лей, зал немедленно среагировал и желающих дать показания вдруг оказалось многократно больше, чем проходило во время следствия. От этого суд пришел в некоторое замешательство, но Феша его не­ожиданно выручила: не желая допустить переполнения и без того тесного магазинчика, она просто захлопнула дверь перед носом оче­редного внезапного свидетеля, и суд с ее действиями согласился, как говорится - де факто.

Нудную процедуру опознания обвиняемых, оглашения обвинитель­ного заключения пересказывать не буду, как типичную и похожую как две капли воды на другие, ей подобные. Отмечу лишь, что речь проку­рора была страстной и сводилась к требованию осудить расхитителей по всей строгости за вооруженный разбой и кражу государственной собственности с применением технических средств и особой дерзо­стью. Со своей стороны адвокат, в ходе судебного состязания сторон, настаивал на полной непричастности подзащитных, требовал осудить самоуправные действия колхозников по их задержанию, настаивал на привлечении к суду Никодима и Прохора Варламыча за преступную халатность выразившуюся в роспуске кур на свободное гуляние по дороге общего пользования, что привело к их экстренному объезду и превороту «газика», едва не приведшему к человеческим жертвам. В заключение адвокат отметил отсутствие в следственном деле протоко­ла опознания вещественных доказательств и неприобщение их к делу. И потребовал предъявить для опознания обнаруженных возле пере­вернутой машины свободно бродивших птиц и выразил сомнение, что это были именно колхозные куры, а не куры частных лиц (или даже наоборот - абсолютно вольные), которые с иском в суд не выходили. И не были ли это вообще не домашние, а напротив, лесные свободногу­ляющие птицы из обширного семейства куриных: куропатки, тетерки, копалухи, дрофы, стрепеты и так далее.

Суд к его доводам прислушался. Для разрешения заданного вопро­са из магазина срочно затребовали бригадира птицефермы Данилова. Посланный за ним милиционер долго не появлялся в судебном при­сутствии, а когда появился с утомленным бригадиром, то оказался не­ожиданно красен лицом, как перец на этикетке популярной в народе лечебной настойки (возможно, от духоты, в которую ему пришлось окунуться в магазине).

Утомленный духотой бригадир суду с затруднением пояснил, что решительно не знает, куда подевались отловленные на дороге куры, поскольку некоторое время они содержались в чулане вместе с за­держанными, которых потом увезла милиция. Возможно, и кур она забрала с собой тоже, для приобщения к следственному делу и очных ставок. От этого заявления судья впал в задумчивость, надел очки и на два раза перелистал дело, но ни кур, ни следов их пребывания между листами не обнаружил. После чего предупредил бригадира об ответственности, которая может наступить уже лично для него, если он не изыщет запропастившиеся вещдоки и живыми или мертвыми не представит их для опознания и судебной экспертизы. Так и про­звучало: живыми или мертвыми. От неожиданности, а может, от чего еще, бригадира закачало, но он, собравшись с силами, мужественно устоял на поплывшей под ногами полянке, а затем, лавируя между шнырявшими под ногами скамейками, направился исполнять требо­вание суда, бормоча под нос: «Мертвых - да это я вам сколько угод­но...» На это не обратили внимания. Между тем, в процессе назре­ла некоторая заминка, вполне преодолимая путем опроса остальных свидетелей, которые томились ожиданием своей очереди, в магазине и, вероятно, от духоты и волнения чувствовали себя самих уже за­ключенными, а потому вели себя соответственно и все время заво­дили песню нестройным хором: «В воскресенье мать-старушка к во­ротам тюрьмы пришла - своему родному сыну передачу принесла...» Визгливая разноголосица и почти полное отсутствие музыкальности неприятно травмировали психику и состава суда, и подсудимых, но в особенности зрителей, которые в число свидетелей, заключенных в лавку попасть не удостоились, а потому вынуждены были алкать и терзаться жуткими догадками по поводу достаточности жидкого де­фицита в кои-то веки попавшего в захолустье. В преддверии лавки назревал бунт.

Тогда, снова посовещавшись на месте, суд объявил перерыв и воз­намерился удалиться в зал для совещания. Однако и с этим возникла серьезная заминка: удаляться оказалось некуда, поскольку Феша вы­дворила из магазина полностью потерявших платежеспособность и частично, дееспособность, якобы свидетелей, навесила на двери ку­лацкого облика замчище и отправилась обедать сама и кормить свое­го мужика и борова, тем самым легкомысленно уравняв себя в правах с глубокоуважаемым советским судом. Тогда и судьи вспомнили, что и они люди, а значит, имеют такие же гражданские права на отдых, обед и прочее, чему человечество не чуждо. Все это, стараниями того же бригадира, состоялось на зеленом бережке весьма неголубой реки, которая прямо-таки взывала окунуться и освежиться. На обед, как было приказано, бригадир подал вещдоки, то есть курятину во всех ее видах: от глазуньи, до супа-лапши и шашлыка. После купания да еще на свежем воздухе, аппетит у судей и иже с ними подразыгрался. И когда адвокат Романов в восторге от великолепия стола и по адвокат­ской привычке многозначительно крякнул, зоотехник Прохор Варла­мович немедленно прореагировал и приподнял угол брезентового по­лога. Зеленое бутылочное стекло блеснуло таинственно и призывно. «А, давайте! - безнадежно махнул рукой судья. - По чуть-чуть. «Все с ним согласились, что по чуть-чуть не повредит. Под курятинку при­няли по капельке, потом еще по чуточке, а потом допили окончатель­но, чтобы не оставлять в бутылках...