Глаза Фемиды - [41]

Правду сказать - Колонтаец при задержании даже не дернулся, это и свидетели подтверждают, а вот нож у него в мешке, действительно, лежал. Хантыйский, с резной ручкой из бивня мамонта, сувенир за­мечательный. Покупая его за бутылку, Колонтаец греха перед зако­ном не чувствовал - хороший нож у каждого охотника есть. В тайге нож нужен, а не разрешение. Только кому что докажешь, если стоит задача Колонтайца под любым предлогом задержать. А он, дурила, этот предлог сам в мешке принес. Пароход, естественно, ждать у моря погоды и Ермакова следствия дожидаться не стал, недовольно гуднул на прощание и отбыл по расписанию к следующей пристани, а затем и на зимовку до следующей навигации. Ворота в большой мир для всех северян, а не одного только Колонтайца, захлопнулись на срок не менее полугода. Хорошо бы еще и так. Пока придется привыкать к каталажке, общение с которой для Колонтайца, последовательно про­шедшего через детдом, ремесленное училище, армейскую казарму, институтское общежитие, палату психолечебницы и экспедиционный барак халеев, не представляло особой угрозы. И ранее пришлось по­видать всякого - на гоп-стоп не возьмешь. Главное - сразу не под­даться. А в общем, со всякими людьми можно сойтись и поладить, если держаться настороже и умеючи. А еще - определить: кто в ка­мере верх держит и правильно ему представиться. С такими мыслями шел Колонтаец в свою первую в жизни камеру. Как он считал, не­надолго и до выяснения. И ошибся: таких наивных в камере оказа­лось предостаточно. И все считали, что ненадолго и до выяснения. А представляться Колонтайцу не пришлось - воров и блатных там не оказалось. Откуда им было взяться в такой глуши. И статьи у всех несерьезные - на год не тянут. Кандидаты в условники и декабристы - пятнадцатисуточники, попросту - мелкие хулиганы.

Сосед Колонтайца по нарам - самый молодой и самый наивный Олег Тучин, по кличке Пилот, сидел и надеялся дольше других сока­мерников и мог бы считаться за Бугра, извиняюсь, за старшего, когда бы не нежный возраст и природная застенчивость.

Впрочем эти качества не помешали ему заполучить статью по тем временам исключительно редкую: угон воздушного судна. Из каких побуждений - это и пыталось выяснить следствие, тянувшееся ни шатко-ни валко. Признать его побуждения хулиганскими - язык не поворачивался при одном взгляде на ясноглазого паренька, с детски­ми конопушками на курносом носу, корыстными, даже при самом тщательном рассмотрении и натяжке - тем более. Возможно, пото­му и не торопилось следствие, изобретая хитроумные оттяжки, что втайне вынашивало мысль как-нибудь заволокитить процедуру экс­пертизами и следственными экспериментами до полной запутанно­сти, а может, и амнистии. Парнишку, известного на весь Сургут само­дельщика и моделиста, было по-отцовски жалко, а следователи тоже люди и в Сургут не с неба свалились, а тут же и выросли в люди. И с Олежкиной матерью еще, наверное, в школе учились и с отцом его в городки играли. И сам Олежка, можно сказать, на глазах вырос: велик ли Сургут, не город - каждый как на ладони. А такой романтик неба, как Олежек Тучин - и тем более. Тем не менее, по требованию про­курора, замечательный пацан и романтик неба Олег Тучин вместе с бичами и пьянчугами кис в каталажке и наблюдал небо исключитель­но «в клеточку». И все из-за своей с детства неодолимой страсти к полетам и винтокрылым машинам, возникшей после детского утрен­ника в клубе рыбокомбината по случаю празднования Первомая. По­сле торжественного выноса знамени, речевок и декламаций пионерам продемонстрировали фильм «Валерий Чкалов». Для остальных, уже решивших стать капитанами и трактористами, этот просмотр прошел без последствий, а вот Олежа заболел небом.

Он и до того любил смотреть как пролетают высоко в небе кара­ваны гусей и журавлиные клинья, парят над водой орланы и плани­руют чайки. Особенно ему нравились изящные белоснежные чайки: и летуны прекрасные, и по воде плавают не хуже уток, и по земле хо­дят уверенно, а не «вперевалочку». Совсем как почтовый самолетик Ша-2, ласково называемая «шаврушкой». Двухместная летающая ло­дочка раз в неделю плюхалась с высоты голубых небес на неспокой­ный обской плес и, нагоняя винтом волну, выкатывалась на желтый песок. При желании, летчики могли приземляться и прямо на аэро­дроме, но предпочитали воду: жалели двигатель. Аэродром - большое песчаное поле между Сургутом и Черным мысом, кое-где огорожен­ный от бродячих беспривязно коров жердяной изгородью, был спосо­бен принимать самолетики побольше - восьмиместные «Аннушки» - АН-2. Зеленый биплан напоминал Олегу солидного селезня - такой же уверенный и увесистый. Взлетая, Аннушка поднимала в воздух тучи мелкого песка, который долго носился в воздухе, слоем оседая на оконных стеклах Олегова дома, который стоял как раз напротив аэродрома. Вся служебная деятельность аэродромных работников проходила у Олега на глазах. С малых лет он вертелся возле самоле­тов, пытался прислуживать бортмеханикам и заправщикам, которые снисходительно позволяли ему мелкие услуги - смена растет.