Главный врач - [90]
Алексей рассказал о Балашове. Когда он закончил, Лидия Петровна сказала сестре.
— Включите большой стерилизатор. Положите туда… — И она неторопливо принялась перечислять необходимые для предстоящей операции инструменты.
Корепанов послал за Ульяном Денисовичем. Ему хотелось посмотреть вместе с ним Балашова, как только того привезут. А вдруг не привезут? Могут ведь отправить к Шубову… Он посмотрел на часы. Время идет. Ну что они там возятся?
Алексей снял трубку, чтобы позвонить, когда за окном раздалась сирена санитарной машины.
Не успели Балашова положить в палату, как прибыли консультанты — Шубов и Федосеев.
«Все же молодец Мильченко, — подумал Корепанов. — Вот у кого учиться оперативности».
Федосеев сидел, закинув ногу за ногу, и молчал. Зиновий Романович ходил по кабинету, зябко потирая руки, и, как всегда, улыбался.
Когда сестра принесла анализы, Шубов посмотрел их и, передавая Федосееву, сказал:
— Тревожно. Однако пока ничего угрожающего.
Федосеев ознакомился с анализами, молча положил их на стол и поднялся.
— Посмотрим больного? — спросил он, ни к кому не обращаясь.
Во время обследования Корепанов стоял в стороне, предоставив инициативу самому старшему — Шубову. Зиновий Романович обследовал больного долго и внимательно. После него — Федосеев. Когда закончилось обследование, Корепанов подозвал сестру, которая стояла со шприцем наготове:
— Делайте инъекцию.
Балашов посмотрел на Корепанова, потом на Шубова.
— Мы посоветуемся сейчас, — сказал Шубов, — а вы пока поспите немного. Боли у вас через две-три минуты как рукой снимет.
Он говорил улыбаясь и таким тоном, каким разговаривают с детьми. Это почему-то злило Корепанова. Потом, уже в ординаторской, его тоже все злило: и многословие Шубова, и молчание Федосеева, и напряженно-выжидательная поза Мильченко у столика с телефоном.
— В таких случаях обычно рекомендуют оперировать, — сказал Шубов. — Но ведь существует и другая точка зрения…
Шубов говорил убедительно, и Алексей чувствовал, как начинает колебаться. Состояние Балашова уже не казалось таким угрожающим. Появилась надежда, что все обойдется и без операции.
«Мильченко тоже чувствует, что я колеблюсь. Ишь, какая улыбка появилась и сразу же исчезла. А я ему сказал твердо, что надо оперировать… Злорадствует, верно. Но не настаивать же на своем только потому, что Мильченко злорадствует… Удивительно: всего час назад я считал, что операцию лучше не откладывать. Почему же теперь я думаю иначе? Почему соглашаюсь с Зиновием Романовичем? А если бы не было Шубова? Если б не было этого консилиума? Если б сейчас вместо Балашова привезли простого рабочего или рядового колхозника с таким же заболеванием? Я ведь обязательно оперировал бы, не дожидаясь утра. Почему же я соглашаюсь с Шубовым? Это потому, что у него больше опыта, больше знаний, больше хладнокровия и спокойной рассудительности. Вот и Федосеев тоже соглашается, кивает головой… Шубов, конечно, прав. Можно повременить. Но почему же до консилиума я считал, что нельзя ждать?»
— Будем надеяться, что ночь пройдет спокойно, — сказал Шубов. — А утром, когда приедет консультант…
«И все-таки он трусит, — подумал Корепанов. — Он хочет оттянуть время до приезда консультанта. Зачем брать на себя ответственность? Пускай решает профессор».
Алексей посмотрел на часы. Скоро два. Самолет сможет вылететь не раньше семи. Значит, консультант здесь будет лишь около девяти. Семь часов. Долго.
Шубов словно угадал мысли Корепанова. Остановился около него и сказал, будто оправдываясь:
— Вы знаете, Алексей Платонович, что я сторонник радикальных мер, но в данном случае надо повременить… Как у вас с пенициллином?.. У нас в больнице есть. Надо сказать дежурному врачу.
Мильченко снял трубку и стал набирать номер.
— Значит, так и решили, — сказал Шубов. — Холод на живот, пенициллин и… — Он перечислил еще несколько назначений, потом добавил, обращаясь уже к Мильченко: — Мы со спокойной совестью можем принять такое решение: Степан Федосеевич находится в хорошей больнице. Алексей Платонович рядом. В случае ухудшения — только позвонить, и мы опять соберемся. А если все будет хорошо, тогда утром посоветуемся с профессором и, может быть, отправим больного в столичную клинику. Это было бы самое лучшее — столичная клиника.
— Если все будет хорошо, зачем нам профессор и зачем столичная клиника? — спросил Ульян Денисович.
— Ульян Денисович, милый, — повернулся к нему Шубов, — если бы это кто-нибудь другой спросил, но от вас такой вопрос… Неужели вам не понятно?
— Понятно, — сказал, прикуривая папиросу, Коваль. — У нас в сорок четвертом такой случай был: привезли генерала. Тяжелое ранение. Началась гангрена. Ясно всем — надо ампутировать ногу. Но, понимаете, это генеральская нога. Один консилиум, другой, третий… Решили еще с главным хирургом фронта посоветоваться. Подождали. Приехал главный хирург. Но тогда уже всем было ясно — оперировать поздно… Потеряли генерала… Если бы на его месте простой солдат был — жив бы остался, а генерала вот потеряли.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Шубов.
— Только то, что сказал. Когда врач имеет дело с больным, надо думать о болезни и только о болезни.
Действие романа Наума Фогеля «Капитан флагмана» развертывается на крупном современном судостроительном заводе. Автор хорошо знает своих героев – рабочих, техников, инженеров. Описывая их отношения в процессе труда, автор поднимает серьезные нравственные проблемы. Глубоко и тонко пишет Н.Фогель о современной семье, о трудностях и радостях семейного быта.Трудовая деятельность советских людей и их личная жизнь изображены писателем в их реально существующем единстве.
Советский ученый профессор Браилов со своими учениками работает над изобретением аппарата, усыпляющего на расстоянии. По мере усовершенствования этого аппарата, открываются все большие и большие возможности использования его для лечебных целей.Схему аппарата Браилова, путем шпионажа, добывает американский нейрофизиолог Эмерсон. Подстрекаемый своим шефом и друзьями из военного ведомства, Эмерсон разрабатывает сверхмощный генератор сонного торможения, испытания которого на секретном полигоне заканчиваются блестяще.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.