Главный врач - [68]

— Туберкулез правой почки. Вернее, я его с таким диагнозом отправил…

— А выкинули-то левую?

Бритван принялся объяснять.

— И почему это вы, врачи, привыкли так покрывать друг друга? Коллегиальность?

Бритван обиделся. Причем здесь коллегиальность? Он интересовался, беседовал с Корепановым. У Сенечкина действительно оказался туберкулез не правой, а левой почки.

— Вот что, Леонид Карпович, — прервал его Мильченко. — Я тебя не как адвоката пригласил. Мне нужна консультация хирурга-специалиста, причем высокой квалификации. Ты мне скажи: может такое произойти, чтобы перепутать, где больная, а где здоровая почка?

Бритван сказал, что диагностические ошибки не исключаются.

— А так, чтобы обе почки были больны, бывает?

— Бывает, конечно…

— И тогда тоже надо оперировать?

— Бессмысленно. Я лично убежден в этом.

— Еще один вопрос, уже последний: вот здесь, — он указал на анонимку, — написано, что удалить здоровую почку, когда другая больна туберкулезом, значит обречь человека на смерть… Верно ведь?

— Верно, — сказал Бритван.

— Выходит, этот, как ты его назвал, «подлец» кое в чем разбирается?

— Это высококвалифицированная сволочь, — уже сердито сказал Бритван.

Мильченко попросил Бритвана, как только он приедет домой, вызвать Сенечкина, обследовать его и о результатах сообщить. Бритван поинтересовался, чем вся эта история угрожает Корепанову.

— Наше дело проверить, уточнить, что правда, а что ложь. Выводы потом делать будем. — Он поднялся, протянул руку Бритвану. — Значит, договорились: Корепанову пока ни слова.

— Да что я, баба, что ли?

Бритван ушел от Мильченко с тяжелым сердцем. Вызвать Сенечкина, обследовать, сообщить. А зачем обследовать? Он смотрел Сенечкина несколько дней назад. Несомненно — вторая почка больна, и Корепанов об этом знает. Надо бы зайти к нему, сказать об анонимке. «Черт меня дернул давать слово Мильченко!..»

— У тебя неприятности? — спросила Ася, когда Бритван вернулся.

— Будем собираться, — сказал он.

Машина выехала за город.

«Я не имею права уезжать, не поговорив с Корепановым, — думал Бритван. — Это не по-товарищески. Если бы со мной такое случилось, Алексей не уехал бы… Нет, я не имею права уезжать, не поговорив с ним. А может быть, это лучше, что он ничего не знает. Не будет волноваться попусту».

Бритвану вспомнился отец — старый земский лекарь. Он всегда говорил, что первой заповедью врача должен быть закон товарищества. «Никогда не оставляй в беде коллегу. Никогда ничем не компрометируй товарища. О врачебных ошибках надо говорить на научных обществах. И только там. В медицине еще много темных пятен. Ошибиться может каждый. Нет ничего отвратительней, как спекуляция на ошибках товарища».

Небо низко нависло, сплошь покрытое серыми тучами. Когда выехали за город, пошел снег, мокрый, лопастый. Ритмично постукивал «дворник».

— Постой! — тронул Бритван шофера за руку.

Машина остановилась. Бритван вышел, сделал несколько шагов и закурил, подставляя лицо снежинкам.

Ася открыла дверцу и крикнула ему в спину:

— Ну, чего ты там?

Бритван вернулся в машину, захлопнул дверку, отер лицо платком и бросил шоферу:

— Поворачивай обратно.

— Почему обратно? — спросила Ася.

— Надо с Алексеем поговорить.

Машина развернулась.

— О чем тебе надо говорить с Алексеем? — спросила Ася.

Бритван не ответил. Он сидел, не оборачиваясь, глядел на дорогу.

Вдали уже показались заводские трубы, когда Бритван вдруг опять приказал поворачивать.

Шофер молча развернул машину.

— Ты раздумал? — спросила Ася.

— Я поговорю с ним по телефону…

Глава восьмая

1

Начальник милиции позвонил Корепанову и просил принять меры. Только что у киоска со спиртными напитками задержали одного из больницы, некоего Никишина. Пьяный, нахамил, дежурного милиционера чуть не избил.

— Пришлите кого-нибудь, чтоб забрали, иначе посадим. И одежду пусть ему принесут. Черт знает что!.. В больничных халатах по городу шляются…

Никишин поступил несколько дней назад с обострением. «Принесло его опять», — с досадой подумал Корепанов. Он послал за Никишиным, а когда тот вернулся, пригласил к себе и стал выговаривать. Никишин слушал с улыбкой и все время кивал головой, соглашаясь. А когда Алексей закончил, сказал со вздохом:

— Правильно вы меня тут жучили, товарищ начальник… — Он стукнул себя по лбу и, запахивая разорванный на плече халат, сказал с пьяной горечью в голосе — Называется партизан, в разведку ходил, ни разу не попался, а тут засыпался.

— Идите проспитесь, — поднялся Корепанов. — Мало заботы, так еще…

Забот было много. Приближался Первомай. Алексею хотелось приукрасить больницу. Что ни говори, а в центре города. Колонны демонстрантов проходят мимо.

Цыбуле удалось раздобыть краски для чугунных решеток ограды и побелить главный корпус. Веселый ярко-зеленый цвет старинной массивной ограды радовал глаз. А вот фасад главного корпуса выглядел отвратительно. Огромные бурые пятна уродовали стену. Они темнели над колоннадой у входа, между окнами второго и третьего этажей и под самым карнизом.

— Вы бы со штукатурами посоветовались, что ли, — сказал Алексей Гервасию Саввичу.

— Я уже советовался. Тут ничего не поделаешь. Говорят, камень там вредный — солонец называется. Чтобы эти пятна изничтожить, говорят, надо штукатурку на особый манер готовить: известку на молоке распускать и хорошо бы яиц туды.