Главный врач - [37]

— Звыняйте, Алексей Платонович, — опустив глаза и разглаживая край марселевого одеяла на своем колене, продолжала Полоненкова. — Я без его дозволу не могу. Поговорите с ним сами. А я согласна хоть сейчас. Только бы дозволил.

Алексей спросил, где муж, и пошел к нему, в приемный покой.

Он был убежден, что ему легко удастся уговорить мужа Полоненковой. Ведь без операции — верная смерть. Но переговоры ни к чему не привели. Полоненков стоял на своем. Избегая смотреть на Корепанова, он твердил одно и то же:

— Если суждено помереть, то ничего не поделаешь. Вы нам лекарства пропишите, какие считаете нужными. А оперироваться она не будет.

Сколько ни убеждал его Алексей, что лекарствами тут не поможешь, что только операция может спасти, и срочная, Полоненков стоял на своем:

— Не станем оперироваться, — спокойно говорил он. — Если хотите, пропишите лекарства, а под нож брать нету моего согласия.

Алексей не сдержался, повысил голос:

— Да кто же вам позволил на смерть человека обрекать, когда ее спасти можно? Кто вам позволил?!

Полоненков посмотрел на Корепанова с удивлением и произнес тихо, но решительно:

— Прикажите, чтоб ей одежду выдали.

Алексей ходил весь день расстроенный, а на следующий попросил Лидию Петровну съездить к Полоненковым домой и поговорить с ними. Ведь нельзя же так оставлять.

Лидия Петровна вернулась ни с чем. Соседи сказали, что муж повез Марфу к бабке-знахарке.

— Нет, вы подумайте только! — возмущался Корепанов. — Ведь этот Полоненков не какой-нибудь безграмотный — счетоводом работает, и вдруг — бабка-знахарка. И к суду его не привлечешь. Нет закона, чтобы оперировать против воли…

— Привезет он ее, — успокаивала Вербовая. — Увидит, что от знахарки проку нет, и привезет.

— А время, время, — чуть не скрежетал зубами Корепанов.

Накануне, перед отъездом в район, Алексей сам поехал к Полоненковой, еще раз поговорить. Ее муж встретил Алексея у калитки, сказал, что они с женой «решили не оперироваться», но на упреки Алексея по поводу бабки-знахарки ответил, что все это пустые слухи, что жена поехала в гости к своей сестре, отдохнуть немного, сил набраться.

Алексей уехал от него с тяжелым сердцем. Он никак не мог простить себе, что упустил больную, которую можно было спасти, если бы оперировать. Хирург должен уметь не только оперировать, но и с людьми разговаривать так, чтоб верили ему. Каждому слову верили.

Глава пятая

1

Балашов метался по области. С утра и до поздней ночи он почти не вылезал из своего «виллиса». Нестерпимо жаркий восточный ветер утихал только к вечеру, с тем чтобы утром снова приняться за свое черное дело.

Балашов не замечал ни жары, ни ветра. Дорога лежала перед ним как обглоданная потемневшая от времени кость, сухо поблескивая неровностями. Порой она становилась почти гладкой, и тогда «виллис» шел по ней, чуть вздрагивая, словно по асфальту. Затем неровностей опять становилось больше — машину начинало трясти, как в лихорадке, и Балашов сбавлял скорость.

Иногда он останавливал машину, выбирался из нее и делал несколько шагов в сторону, в степь, туда, где трепетали на ветру худосочные стебли преждевременно пожелтевшей пшеницы. Широко расставив ноги, он подолгу стоял на одном месте, хмурил вылинявшие на солнце брови и всматривался в неоглядную степную даль. Ветер трепал широкие полы его брезентового пыльника, развевал их по сторонам, хлопал ими, как парусами, и тогда Балашов походил на большую птицу с подрезанными крыльями, которая хочет взлететь и не может.

Он срывал несколько стеблей, растирал колосья на широкой ладони, долго ощупывал и рассматривал то, что оставалось в руке, потом подставлял ладонь ветру, и тот мгновенно сдувал с нее шелуху и сморщенные, легкие, как та шелуха, зерна. Затем Балашов опять садился за руль, и машина снова неслась по высушенной июльским солнцем дороге.

Корепанова Балашов догнал километрах в двадцати от Рудневки. Алексей шел, размахивая полевой сумкой. Свернутый трубкой плащ перекинут через плечо. Балашов остановил машину. Спросил не то удивленно, не то строго:

— Куда это?

— Парафию свою обхожу, — ответил Алексей, вытирая пот со лба. — Был в Дибунах, с больницей знакомился. А сейчас в Рудневку шагаю.

— Почему пешком?

— Председатель колхоза на своей полуторке взялся подвезти. Отъехали километров пятнадцать — и поломка. Ну вот я и решил пешком пройтись. Догонит — хорошо, а нет — и так доберусь.

— Садись.

Алексей бросил плащ и сумку на заднее сиденье и забрался в машину рядом с Балашовым.

Несколько минут ехали молча, потом Балашов спросил:

— У тебя что же, в больнице машины нет?

— Почему? Грузовую получил, — сказал Корепанов, — не бог весть какое чудо техники, но все же машина, в хозяйстве подмога.

— А по области — пешком?

— Да это ведь так, случайно, Степан Федосеевич. Как могу, так и добираюсь. Куда пароходом, куда поездом, а куда и на перекладных.

— И давно в дороге?

— Вот уже вторая неделя. Но зато почти все районные больницы посмотрел, а кое-где и участковые.

— Плохо с медициной?

— Плохо, — вздохнул Корепанов.

— В Мирополье не был?

— Завтра собираюсь. Вот из Рудневки прямо на поезд и в Мирополье.