Гигиена убийцы - [46]

— Не беспокойтесь, я буду с вами в каждом вашем экстазе.

— А он будет посещать меня часто?

— Сказать по правде, я жил без этого восторга шестьдесят пять с половиной лет, но сейчас я испытал его с такой полнотой, что потерянное время просто перестало существовать. Не считаться с календарем вам тоже придется привыкать.

— Вдохновляющая перспектива.

— Не грустите, милое воплощение. Не забывайте, что я вас люблю. А любовь вечна, и вы это знаете.

— А знаете ли вы, что подобные штампы в устах Нобелевского лауреата по литературе приобретают изумительную пикантность?

— Вы даже не представляете, как вы правы. Достигнув моей степени совершенства, невозможно произнести банальность, не извратив ее, — в ваших устах она всегда приобретет до странности парадоксальное звучание. Сколько писателей избрали литературную стезю с единственной целью достичь однажды той, с позволения сказать, ничейной земли за гранью понятий, где слово всегда девственно чисто. Быть может, это зовется Непорочным Зачатием на уровне языка: говорить слова самого дурного вкуса, пребывая в чудесном состоянии благодати, навеки над толпой, над ее смехотворными дрязгами. Я — последний в этом мире, в чьих устах слово «люблю» не звучит похабно. Какое счастье для вас!

— Счастье? А не проклятие ли?

— Счастье, Нина. Вы только подумайте, какой была бы без меня ваша жизнь, — скука смертная!

— Откуда вам знать?

— Это и слепому видно. Ну что у вас за ремесло — копаться в грязном белье? Со временем вам бы это обрыдло. Рано или поздно наступает пора оставить чужое грязное белье и начать пачкать свое. Если бы не я, вас бы на это не хватило. Теперь же, о воплощение, добро пожаловать к великим начинаниям творцов.

— Действительно, я чувствую, как во мне зреет одно начинание, и это приводит меня в замешательство.

— Вполне естественно. Сомнение и страх — непременные спутники великих начинаний. Мало-помалу вы поймете, что это смятение — тоже часть удовольствия. А вам ведь так необходимо удовольствие, не правда ли, Нина? Решительно, я дал вам все и всему вас научил. Начиная с любви — дорогое воплощение, я трепещу при мысли, что без меня любовь осталась бы для вас тайной за семью печатями. Если вернуться к разговору о глаголах — знаете ли вы, что глагол «любить» грамматически дефективный?

— Это еще что за вздор?

— Он спрягается только в единственном числе. Его множественное число — не что иное, как замаскированное единственное.

— Красное словцо.

— Ничего подобного: не я ли доказал наглядно, что, когда двое любят друг друга, один должен исчезнуть, чтобы вернуть глагол в единственное число?

— Не хотите же вы сказать, что убили Леопольдину во имя вашего грамматического идеала?

— Резон вам кажется ничтожным? Назовите мне необходимость более насущную, чем спряжение! Да будет вам известно, недалекое воплощение, не будь этой грамматической категории, мы с вами даже не знали бы, что я — это я, а вы — это вы, и наш приятнейший разговор не мог бы состояться.

— О, если бы!

— Полноте, не отворачивайтесь от своего счастья.

— Счастья? Я не чувствую и тени счастья, я вообще ничего не чувствую, кроме бешеного желания вас задушить!

— Ну наконец-то, воплощение моего сердца. Уже минут десять, как я всеми силами склоняю вас к этому самым что ни на есть недвусмысленным образом. Я нарочно дразнил вас, я довел вас до крайности, чтобы отсечь последние сомнения, а вы все еще медлите! Чего вы ждете, драгоценная моя любовь?

— Не могу поверить, что вы действительно этого хотите.

— Даю вам слово.

— И потом, у меня нет опыта.

— Это дело наживное.

— Я боюсь.

— Тем лучше.

— А если я этого не сделаю?

— Жизнь станет невыносимой. Поверьте, мы зашли так далеко, что у вас уже нет выбора. К тому же вы подарите мне шанс, о каком я не смел и мечтать: я умру точно так же, как умерла Леопольдина, и узнаю наконец, что она чувствовала. Ну же, дорогое воплощение, приступайте, я готов.

Журналистка справилась без сучка, без задоринки. Все было сделано быстро и чисто. Классицизм не допускает ошибок вкуса.

Покончив с делом, Нина выключила магнитофон и присела на диванчик. Она была совершенно спокойна. Правда, заговорила сама с собой, но виной тому было вовсе не расстройство ума. Она сказала, обращаясь к незримому собеседнику как к задушевному другу, нежно, с капелькой озорства:

— Милый старый безумец, вы и вправду чуть было не положили меня на лопатки. Ваши речи раздражали меня так, что и передать нельзя; еще немного — и я вправду лишилась бы рассудка. Теперь мне гораздо лучше. Должна признать, что вы были правы: душить — дело весьма приятное.

И воплощение залюбовалось своими руками.

Неисповедимы пути Господни. Пути к славе еще неисповедимее. После случившегося книги Претекстата Таха пошли нарасхват. Десять лет спустя он вышел в классики.