Гигиена убийцы - [44]
— Я клянусь вам, клянусь, что все было не так, как вы говорите!
— Да ну? У Леопольдины не было мочевого пузыря и кишок?
— Были, но… все было не так, как вы говорите.
— Скажите лучше, что эта мысль вам претит.
— Да, эта мысль мне претит, но все было не так, как вы говорите.
— Вы будете повторять одно и то же до конца своих дней? Лучше объясните толком.
— Увы, я не могу толком объяснить мою убежденность, но я точно знаю, что все было не так, как вы говорите.
— Знаете, как называется такого рода убежденность? Самовнушением, вот как.
— Мадемуазель, так мы с вами никогда не поймем друг друга; вы позволите мне рассмотреть вопрос под другим углом?
— Вы уверены, что есть другой угол?
— Имею наивность так думать.
— Ладно, валяйте, если на то пошло.
— Мадемуазель, вы когда-нибудь любили?
— Ну, дальше ехать некуда! Это что — рубрика «Сердечная почта»?
— Нет, мадемуазель. Если бы вы любили хоть раз, вы знали бы, что это совсем другое дело. Бедная, бедная Нина, вы никогда не любили!
— Вот только не надо со мной сюсюкать! И потом, не называйте меня Ниной, мне от этого не по себе.
— Почему?
— Не знаю. Слышать свое имя в устах убийцы, вдобавок похожего на свинью, — в этом есть что-то гадкое.
— Жаль. А мне так хочется называть вас Ниной. Чего вы боитесь, Нина?
— Ничего я не боюсь. Вы мне просто противны. И не называйте меня Ниной.
— Как жаль. Мне просто необходимо называть вас по имени.
— Почему?
— Бедняжечка вы моя — взрослая, тертая, а в некоторых вещах — сущее дитя новорожденное. Вы не знаете, что это значит, когда хочется называть кого-то по имени? Думаете, весь род человеческий вызывает у меня такое желание? Нет, детка. Если чье-то имя просится на язык из глубины души, значит, этого человека любишь.
— …?
— Да, Нина. Я люблю вас, Нина.
— Может, хватит пороть чепуху?
— Это правда, Нина. Во мне шевельнулось предчувствие некоторое время назад, потом я решил было, что ошибся, но нет, я не ошибся. Это я и хотел вам сказать, когда умирал. Наверно, я не смогу больше жить без вас, Нина. Я вас люблю.
— Очнитесь, не сходите с ума.
— Я никогда не был так разумен.
— Вам это не к лицу.
— Не важно. Каков я — это больше не имеет значения, я весь ваш.
— Перестаньте блажить, господин Тах. Вы меня вовсе не любите, и я это знаю. Во мне нет ничего, что могло бы вам понравиться.
— Я тоже так думал, Нина, но моя любовь выше всего этого.
— Ради бога, не говорите, что вы полюбили меня за мою душу, а то я умру от смеха.
— Нет, моя любовь еще выше.
— Что-то вы вдруг так высоко воспарили.
— Неужели вы не понимаете, что истинная любовь не знает критериев?
— Нет.
— Как жаль, Нина, и все же я вас люблю, со всею тайной, что кроется в этом глаголе.
— Постойте, я поняла! Вы ищете достойный финал к роману, да?
— Если бы вы знали, до чего мне этот роман стал безразличен в последние минуты!
— Не верю. Эта незавершенность не дает вам покоя. Вы были убиты, узнав, что между вами и мной нет никакой связи, вот и сочинили ее сами на скорую руку, выдумав какую-то внезапную любовь. Вам так невыносимо отсутствие значимости, что вы способны на самую чудовищную ложь, лишь бы притянуть за уши глубокий смысл там, где его нет и быть не может.
— Какое заблуждение, Нина! Любовь вообще не имеет смысла, именно поэтому она священна.
— Нет уж, на ваши словеса я не куплюсь. Вы никого не любите, кроме мертвой Леопольдины. И не стыдно вам предавать единственную любовь вашей жизни, держа передо мной эти заведомо лживые речи?
— Я вовсе не предаю ее, наоборот. Своей любовью к вам я доказываю, что Леопольдина научила меня любить.
— Софизм.
— Это был бы софизм, если бы любовь не была подвластна иным законам, чуждым законам логики.
— Послушайте, господин Тах, пишите всю эту чушь в своем романе, забавляйтесь на здоровье, а я вам не подопытная свинка.
— Нина, я вовсе не забавляюсь. Любовь существует не для забавы. Любовь — чтобы любить, и только.
— Как вдохновляюще.
— Да-да. Если бы вы могли постичь смысл этого глагола, вы вдохновились бы, Нина, как вдохновлен сейчас я.
— Оставьте ваше вдохновение при себе, прошу вас. И перестаньте называть меня Ниной, иначе я за себя не отвечаю.
— Не отвечайте за себя, Нина. Позвольте только любить вас, если вы сами не способны полюбить меня в ответ.
— Полюбить? Вас? Только этого не хватало. До какого надо дойти извращения, чтобы любить вас!
— Дойдите до извращения, Нина, вы так меня осчастливите.
— Я бы себе не простила, если бы осчастливила вас. Меньше всех людей на земле вы достойны счастья.
— Не могу с вами согласиться.
— Естественно.
— Я безобразен, я зол и подл, я, может быть, самый гадкий человек на свете, и все же у меня есть одно редкое достоинство, столь драгоценное, что за одно это я достоин любви и счастья.
— Постойте, я угадаю: скромность?
— Нет. Я сам назову мое достоинство: я умею любить.
— И за этот высший дар я должна омыть слезами ваши ноги и сказать: «Претекстат, я люблю вас»?
— Повторите еще раз мое имя, это так приятно.
— Замолчите, а то меня стошнит.
— Вы чудо, Нина. Вы необыкновенная: огненный темперамент и твердый характер, пламя и лед. Вы горды и бесстрашны. У вас есть все, чтобы быть несравненной любовницей, — если бы только вы вдобавок умели любить.
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?Романы Амели Нотомб «Преступление» и «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это истории преступлений, порожденных темными разрушительными страстями, истории великой любви, несущей смерть.
В романе «Токийская невеста» королева бестселлера Амели Нотомб рассказывает о том периоде своей жизни, когда она после окончания университета в Брюсселе отправилась в Японию, волшебную страну, где прошло ее раннее детство. Там она встретила прекрасного юношу, с которым провела чудесные дни, полные любви. Однако постепенно чары рассеялись, и героиня оказалась перед выбором: поселиться в сказочном замке, откуда нет выхода, или обрести свободу вместе с жестокой необходимостью сносить все удары судьбы в одиночку.
Николае Морару — современный румынский писатель старшего поколения, известный в нашей стране. В основе сюжета его крупного, многопланового романа трагическая судьба «неудобного» человека, правдолюбца, вступившего в борьбу с протекционизмом, демагогией и волюнтаризмом.
Творчество болгарского писателя-публициста Йото Крыстева — интересное, своеобразное явление в литературной жизни Болгарии. Все его произведения объединены темой патриотизма, темой героики борьбы за освобождение родины от иноземного ига. В рассказах под общим названием «Зерна гранита» показана руководящая роль БКП в свержении монархо-фашистской диктатуры в годы второй мировой войны и строительстве новой, социалистической Болгарии. Повесть «И не сказал ни слова» повествует о подвиге комсомольца-подпольщика, отдавшего жизнь за правое дело революции. Повесть «Солнце между вулканами» посвящена героической борьбе народа Никарагуа за свое национальное освобождение. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В сборник вошли три повести современных писателей Кубы: Ноэля Наварро «Уровень вод», Мигеля Коссио «Брюмер» и Мигеля Барнета «Галисиец», в которых актуальность тематики сочетается с философским осмыслением действительности, размышлениями о человеческом предназначении, об ответственности за судьбу своей страны.