Гидроцефал и полуния - [3]

Вернувшись с прогулки, полуния отдыхала в своей привычной вальяжной позе. Однако на этот раз она была не одна. Под крышей приподнятой со всех сторон полусферы сидел горбун-головастик, прозванный Беком синюхом за синий цвет матового тела.

Отдав букет, гидроцефал снова стал обхаживать полунию, нежно оглаживая ее со всех сторон, и было снова не ясно — божество она или возлюбленная корявого карлика с водянистым пузырем вместо головы. «Жрец или поклонник?» — гадал Бек, снимая свой непонятный, небывалый фильм для землян.

Наконец, взяв на руки беспомощно барахтающегося синюха, гидроцефал покинул полунию.

Придя домой, гидроцефал размозжил голову синюха своим острым клювом и стал медленно сосать его. Постепенно пузырь гидроцефала расправился и наполнился почти до основания прозрачной, как вода, жидкостью. Жидкость просачивалась через пузырь и обтекала всего гидроцефала сверху донизу, но он все сосал и сосал синюха, пока от того не осталась вялая, как тряпка, оболочка.

Теперь гидроцефал не напоминал корявого старика, он был свеж, гладок и влажен на вид, как все остальные гидроцефалы.

— Ты посмотри, какая мерзопакостная тварь этот твой гуманоид! — не выдержал напарник, явно сочувствуя горбатенькому беспомощному синюху с прекрасными изумрудными глазами.

— Не мерзопакостней, чем гуманоид, кушающий у себя дома кролика или курочку! — съязвил насмешливо Бек.

На следующий день, едва все маленькие голубые солнца и одно желтое, выстроившись в своем обычном порядке, поползли к зениту, божественная полуния, получив свой букет, оделила, в свою очередь, поклонника великолепным, редким на вид червячным деревом, отвратительно шевелящимся под куполом полусферы. Завязанное в десятки живых, вросших друг в друга узлов, уходящих во множество змеящихся белых ответвлений, дерево смутно напоминало клубки волос и вызывало такую брезгливость и омерзение, что Бек, не выдержав, сплюнул.

— Смотри, смотри, они жрут этих аскарид вместе, — сказал напарник, с кислой гримасой уставившись на проецируемый зорокамерой экран так, словно Бек мог не видеть этого.

— Какая гадость, — сплюнул снова Бек, неотрывно продолжая съемку.

— Не гаже, чем щупальца кальмара в масле, — хохотнул ехидно, в свою очередь, напарник. — Доверь эти съемки роботу, старик, если ты такой нежный и брезгливый. Не хочешь?! Интересно?! Лучше мастера это никто не подаст, а ты уж посмакуешь эти гадости и обсосешь до мельчайших подробностей, деталей.

— Да, катись ты, знаешь куда?! — беззлобно огрызнулся Бек.

Так прошло несколько длинных, сорокочасовых дней Сибура. Потрясенные и притихшие, попривыкшие операторы поняли, что гидроцефал и полуния едят все.

— Они только и делают, что едят! — воскликнул Бек. — Они выковыривают зрачки у звездчатых шаров, стригут ноги змеепауков, маринуют красных и других жабокрылов и даже заготавливают живую ткань грозной фиолетовой органики Сибура, суша и укладывая ее в отсеки своих полусфер!

— Едят! Только и делают, что едят, родимые, — вкрадчиво хохотнул напарник. — Правда, чуточку, просто не-мно-жечко меньше, чем земляне, не так ли? Вспомни наших баранчиков, уток, гусей, курочек, говядинку, кроликов, рыбку и даже лососятинку, и даже икорку, а? Ах, как я хочу простой яичницы или кусочек жареного карпа! Почему-то мы вообразили, что всю жизнь питались этой желтой и зеленой пастой из тюбиков, невинной пищей богов. Ах, как я хочу курятины, — заныл напарник. — Ты представляешь, что они думали бы про нас, если бы вот так точно наблюдали бы за нами на Земле?

— Да пошел ты! — отмахнулся Бек. — Я хотел снять что-нибудь нежное, неземное, возвышенное, а тут как назло все то же самое.

— Так жрец или поклонник? — желая отвлечь Бека, спросил напарник.

— Я думаю, что ни то, ни другое. К тому же я сделал вывод, что полуния вовсе даже не гуманоид.

— А кто же?

— Дрессированная птица, лошадь, монстр!!! Кто угодно, только не гуманоид! Ведь именно она, направляемая гидроцефалом, летает на охоту. Согласись, это довольно безжалостное, тупое, угрюмое занятие. Именно она притаскивает для него представителей фауны Сибура, сама же предпочитает чаще растительную пищу. Не умея ее выращивать, она целиком и полностью находится в рабстве у гидроцефала, делая ради пучка водорослей все, что он прикажет. Подумай сам, будь полуния гуманоидом, разве зависела бы она со своими красивыми крыльями и умом от этого урода? Она вырастила бы себе все сама. К тому же он… моет ее, подстригает ей лохмотья на крыльях, убирает органику с ног и усов, словом, ухаживает за ней, как за беспомощным ребенком.

— Ты, пожалуй, близок к истине, Бек, — ответил напарник, посмеиваясь. — Ничего себе божество! Целыми днями пожирает траву гидроцефала, потом убивает кучами бедных зверушек Сибура…

— Возлюбленная! — давясь смехом, подхватил Бек. — Плакал мой фильм об инопланетных Ромео и Джульетте.

Однако, собравшись завершить съемку истории странной пары и перейти к развернутой панораме городской жизни и цивилизации гидроцефалов, в одно прекрасное утро Бек заметил, что с полунией происходит нечто непонятное и удивительное.

Ее прекрасные стрекозьи глаза вдруг провалились, ослепли и словно вытекли, крылья обвисли и высохли, превратившись в лохмотья. Ее бело-млечная плоть раздулась и посерела.