Гибель отложим на завтра. Дилогия - [217]

— О чем это ты? — сурово вопросил он, и теперь уже растерянность отразилась на лице женщины.

Шейра тихонько засмеялась, Элимер перевел на нее взгляд — и до него наконец дошло! От радости он поначалу просто не обратил внимания, что его жена стала такой же стройной, как и прежде. Но сейчас — сейчас будто мир перевернулся!

Не сразу Элимер сумел что-то сказать, но когда оцепенение прошло, потрясенно воскликнул:

— Шейра, о Боги! Но как же? Ведь еще рано! С ним все хорошо?

— Он ведь твой сын, — ответила она, — а потому знал, когда появиться. Меня уже уводили, а тут — он. И нашим врагам пришлось оставить меня. Они боялись, что я умру в дороге. Они тебя боялись, твоей мести.

— Правильно боялись, — с угрозой процедил Элимер, — но моя месть их в любом случае не минует.

Затем лицо его разгладилось, и он снова прижал Шейру к себе, бережно целуя ее в макушку. Теперь его радость не омрачалась даже мыслями о брате.

— Где он? Где мой сын?

— У кормилицы, как иначе-то? — ворчливо отозвалась упитанная женщина, ясно поняв, что ее дерзость ныне останется безнаказанной, и не упуская случая этим воспользоваться.

— Она ведь, Великий Кхан, — кивнула толстуха в сторону Шейры, — еще и кормить его сама удумала. Да только где ж это видано такое, да чтобы благородная госпожа, да чтобы сама кханне…

— Понятно, понятно, можешь не продолжать, — прервал ее Элимер, — лучше показывай, где мой кханади.

— Я сама отведу тебя, — ответила вместо нее Шейра, сияя улыбкой.

— Стоять! А ну! Куда рванулась, оглашенная?! — рявкнула женщина, грозно расставив руки и преграждая кханне путь. — Ишь, чего удумала! Не пущу! Тебе и с ложа-то вставать не положено, роды-то какие тяжкие были. Хоть ты и кханне, а не пущу!

Женщина явно вошла во вкус, купаясь во внезапно приобретенной власти, больше похожей на материнскую. Но сейчас это вызвало у Элимера лишь добродушную усмешку. Наверное, у нее уже давно выросли дети с внуками и сейчас, приняв кханади, она видела в Шейре скорее дочь, нежели повелительницу.

— Как тебя зовут? — спросил Элимер.

— Дортейта называют, — буркнула та, с подозрением на него косясь.

— Так вот, Дортейта, не волнуйся. Никуда кханне не пойдет, я сам отнесу ее. А ты давай путь показывай.

С этими словами Элимер и впрямь подхватил Шейру на руки, направляясь к двери.

— А когда я стану старой и некрасивой ты тоже будешь меня на руках таскать? — дразнила его Шейра.

— Вот еще! Тогда тебя пусть наши дети и внуки таскают, — отвечал ей Элимер со смехом. — А я к тому времени уже и сам превращусь в дряхлого старца.

— Ты когда-нибудь видела кхана таким? — покачав головой, шепнула Дортейта старухе, которая шла рядом с ней по коридору, показывая дорогу к новорожденному кханади.

— Да я его вообще первый раз вижу, — дребезжащим голосом отозвалась та.

— Я вообще-то тоже, но слухами-то мир полнится. Говорят-то о нем, мол, сущий зверь. А видишь, что детишки-то малые с людьми делают? Эх, будет что порассказать, как на кухню вернемся. То-то все обзавидуются!

— Расскажешь — разве поверит кто.

— Мне — поверят, — напыщенно выдала Дортейта, еще больше раздуваясь от гордости.

Элимер взял ребенка на руки — своего сына, наследника, кханади, это существо, которое заходилось в плаче и никак не желало успокаиваться. Он выглядел таким крошечным, что кхан даже боялся держать его на руках. И в этот момент понял — он полюбит своего сына, обязательно полюбит. Он уже почти любил его.

Осторожно передал он ребенка матери, но и у той он не успокоился. И лишь попав обратно к кормилице, присосавшись к теплой груди, он наконец затих, причмокивая губами.

— Таарис нарекаю я его, — сказал Элимер. — Кханади Таарис Кханейри, мой наследник.

Шейра только кивнула, но стоило мужу уйти, ведомому неотложными делами, как она склонилась над колыбелью с посапывающим младенцем и прошептала на своем родном языке, чтобы кормилица ничего не поняла:

— Таарис тебе имя. Но есть еще одно — тайное, имя души, как принято у моего народа. И звучит оно Ирэйху-Ше — Тот-Кто-Приходит-Вовремя.

* * *

Только посмотрев на Ариста, Элимер вспомнил о том, о чем непростительно позабыл. Отрейя! Она тоже была заложницей!

— Арист, а где Отрейя? Илиринцы увезли ее?

— Нет, — наместник побледнел, опасаясь гнева повелителя, — не увозили. Она умерла.

— Что?

— Слуги, которые оставались в замке, утверждают, что повесилась она. На собственном поясе, — упавшим голосом промолвил Арист.

— Это одно из наихудших известий… Даже мятежники были не так плохи. Будь прокляты илиринцы! Они за все поплатятся!

И, не дожидаясь ответа, отвернулся к окну. Арист с поклоном, которого кхан уже не видел, поспешил удалиться.

— За это и многое другое, — прибавил Элимер.

Через арку окна он видел распростершийся внизу Антурин: почерневшие скелеты домов, потерянно шатавшиеся между ними жители. И пусть он чувствовал радость из-за рождения сына, а также из-за того, что опять подавил мятеж — хотелось бы верить, в этот раз окончательно, — и пусть он вернул Антурин, но теперь ему надлежало позаботиться и о людях, и о стенах. Если из ближайших к Антурину городов уже спешили груженые снедью караваны, то с домами и стенами все обстояло куда сложнее. Пока он не отстроит город заново, придется позабыть и об илиринцах с Аданэем, и о войне с местью. Восстановление провинции займет не один месяц.