Гибель отложим на завтра. Дилогия - [219]

Градоправителю явно понравились эти слова, и он, стрельнув взглядом куда-то себе за спину, сделал приглашающий жест и произнес:

— Хочу познакомить тебя с моей женой, повелитель, — и, дождавшись, пока Аданэй благожелательно кивнет, позвал. — Рэммина!

Рэммина появилась не сразу, лишь после второго зова. И не успел Аданэй удивиться такой медлительности жены Милладорина, как понял, чем она вызвана. Наверное, она до последнего надеялась, что о ней не вспомнят и ей удастся скрыться от глаз царя. Когда же не получилось, она предстала перед ним, тщательно пряча взгляд, ибо не Рэммина было ее истинное имя, а Рэме.

Рэме, служанка Лиммены, отправленная вместе с остальными рабами на задворки царства. Рэме! Он едва удержался от смеха, настолько невероятной показалась ему встреча. Хотя, если подумать, может все не столь невероятно. Лиас — город на окраине страны — жил в основном за счет добычи угля и камня в шахтах. Именно в такие места сослали большую часть рабов царского дворца. Рэме же обладала достаточной хитростью, а также молодостью и красотой, чтобы умудриться окрутить старого вдовца и улучшить свое положение, превратившись в благородную госпожу.

— Рэммина, — с вежливой улыбкой произнес Аданэй, приходя в себя, — очень рад нашему знакомству.

— Благодарю, Великий, — ответила та, понемногу возвращая себе природную смелость, и наконец отважилась посмотреть ему в глаза.

— Твоя жена прекрасна, поздравляю, — обратился Аданэй уже к градоправителю, сопровождая свои слова легкой усмешкой.

Вечером Милладорин устроил пир в честь царя и военачальника. Изысканные кушанья, танцовщицы и музыка скоро притомили Аданэя, но он и не думал уходить: он ждал. Ждал, пока уйдет Рэме. Он не сомневался, что она постарается улизнуть незаметно, сославшись на усталость или еще что-нибудь. И постарается сделать это так, чтобы он, Аданэй, не заметил. Но ей это не удастся, ведь он внимательно, очень внимательно наблюдал за бывшей рабыней. А она об этом и не ведала, ведь он как будто даже не смотрел в ее сторону. Аданэй и сам не понимал, почему ему так хотелось выловить Рэме, и о чем он собирался говорить с ней. По сути, не существовало ни одной разумной причины, только непонятный азарт: словно он, Аданэй, хищной птицей парил над жертвой, этаким маленьким противным грызуном. Царь улыбнулся своим мыслям и едва не пропустил момента, которого ждал так долго — Рэме поднялась из-за стола и теперь тихонько, стараясь двигаться вдоль затемненных стен залы, шествовала к выходу.

«И даже не попрощалась с повелителем, дрянь такая. Что ж, тогда он сам с ней попрощается», — эта мысленная фраза вновь рассмешила его, и Аданэй, уверив всех, будто желает прогуляться по дому, отправился за Рэме, которая уже скрылась из виду. Но это ничего, вряд ли девушка успела далеко уйти.

Он обнаружил ее на балконе. Рэме стояла у перил и смотрела в темноту, подсвеченную лишь тусклыми огнями домов. Неизвестно, почему она решила задержаться здесь, а не отправилась в свои покои, но ему это было только на руку. Неслышно, осторожно подошел он к ней сзади, так что Рэме не сразу заметила чье-то присутствие, и лишь когда он склонился к ее уху и пригвоздил к перилам, схватив их руками по обе стороны от нее, девушка ощутимо вздрогнула. Но не обернулась — наверное и без того догадалась, кто это. Со стороны могло показаться, будто Аданэй ее обнимал, и только они двое знали, что это отнюдь не встреча друзей или любовников.

— Рэме, красавица Рэме, — вкрадчиво заговорил Аданэй, — какая негаданная встреча. Мне любопытно узнать, каким образом рабыня Рэме превратилась в госпожу Рэммину?

— Наверное, таким же, — парировала та, — каким раб Айн в царя Илиринского.

От неожиданности он расхохотался. Он не думал, что девушка осмелится отвечать ему, тем более столь нагло.

— Ты меня удивляешь, — произнес Аданэй. — Не боишься собственной дерзости? Я ведь могу сделать с тобой все, что угодно. Я еще не забыл, как ты пыталась убить меня.

— Не сомневаюсь, — фыркнула Рэме, разворачиваясь к нему лицом. Выражение ее глаз невозможно было рассмотреть в темноте, но он чувствовал — в них горела злоба: — А насчет страха — конечно боюсь. Да, боюсь! Но только я уже убедилась — ты поступаешь одинаково и с врагами, и с друзьями, если те всего лишь рабы. Так зачем мне сдерживать себя и пытаться угодить?

Аданэй промолчал, пытаясь понять ее последнюю фразу, а Рэме, так и не услышав ответа, продолжила:

— Может, снизойдешь и поведаешь мне, за что ты так поступил с Вильдерином? Про себя, как видишь, я не спрашиваю. Но он — ведь он не сделал тебе ничего дурного, он вообще никому ничего дурного не сделал. Если бы не он, ты умер бы под плетью. А ты в благодарность такое с ним сотворил?!

— Да что такого я с ним сотворил? — вскинулся Аданэй. — Там, где он сейчас, ему куда лучше, чем было бы в царском дворце!

— Даже я не столь цинична, — прошипела Рэме, — чтобы утверждать, будто на угольной шахте кому-то может быть хорошо!

— Угольная шахта? — Аданэй обмер. — Да с чего ты взяла, будто он там?

— Потому что я его там видела! Можешь не притворяться! Нас с ним и еще десятка два рабов отправили туда. Ну ладно, до прочих рабов тебе и впрямь нет дела, хотя некоторые из них были моими друзьями, и потом я уговорила мужа кое-кого выкупить. Но это я — хитрая и изворотливая — смогла избежать уготованной участи, но Вильдерин — он не такой, как я! Тебе интересно, как я стала госпожой? Я расскажу, хотя думаю, ты и сам догадываешься. А вот мне интересно — очень интересно — за что же ты его так? Неужели за то, что он напоминал тебе о твоем рабстве? Ты не хотел, чтобы он мелькал перед тобой, да?