Гибель отложим на завтра. Дилогия - [161]

Выехав с Шейрой на равнину, Элимер полагал, будто просторы развеют апатию девушки, но ничего подобного не произошло. И сейчас, когда небо над степью посерело, померкло в ожидании ночи, грусть айсадки передалась и ему, вызвала какую-то неясную тревогу и меланхолию.

— Неужели ты так и не привыкла к Отерхейну? — спросил он. — Неужели здесь по-прежнему ничто тебя не радует?

Шейра снова посмотрела ему в глаза, на этот раз с каким-то странным выражением: будто ожидала чего-то и, не дождавшись — расстроилась.

— Мне все здесь чужое, — произнесла. — А теперь я знаю, что и верить здесь нельзя никому. И еще, после той попытки тебя убить, я кажусь себе такой глупой и… подлой.

— Ты несчастна здесь, — полу утвердительно пробормотал Элимер. Она промолчала. Но ответа и не требовалось: ее поведение в последние дни говорило больше, чем сотни слов.

— А как бы сложилась твоя судьба, если бы ты не попала в плен? — спросил он тихо.

— Моя? — она пожала плечами. — Я осталась бы охотницей рода айсадов и продолжала бы надеяться, что когда-нибудь нас станет много, когда-нибудь поселенцы перестанут беспокоить наши границы, исчезнет Отерхейн и ты вместе с ним. Я стала бы женой Тйерэ-Кхайе…

— Тйерэ… как там дальше?

— Кхайе. На вашем языке — Бегущий-по-Листьям.

— Язык сломаешь. Ты любила его?

Айсадка невесело усмехнулась.

— Я знала его с детства, он был мне другом. Конечно, я его любила.

— Я не о том спрашивал, — поморщился Элимер. — Ты любила его как мужчину?

— Тогда я не задумывалась об этом. А потом стало поздно. Это ложное пророчество, эта битва… Все изменилось.

— Ваше пророчество не было ложным, — откликнулся Элимер. — Вы просто неправильно его истолковали.

Айсадка посмотрела на него с изрядной долей недоверия и сарказма.

— И как еще, по-твоему, его можно истолковать? Империи в руинах и коршун, поверженный кошкой!

— Не знаю насчет империй. Надеюсь, если это сбудется, то не при моей жизни. А вот другое… Неужели ты не замечаешь, что давно уже меня повергла? Я никогда никого не любил, а тебя — люблю. И я все для тебя сделаю, лишь бы ты снова улыбалась.

Шейра отреагировала неожиданным образом. Вскочила, в глазах ее засверкал гнев, а с губ сорвались злые слова:

— Мне не нужна твоя гнилая ложь! Я не дура! Мне знакома любовь, я знаю, за нее можно отдать даже жизнь, и свободу, и счастье. Ради своего народа я отдала все это! Тебе! А ты как смеешь говорить, что любишь? Говорить, что все сделаешь для меня? Тогда давай, сделай так, чтобы смерть моих родителей, моих соплеменников, которых погубил твой народ, оказалась неправдой! Не можешь? Я молила убить меня, но ты не захотел исполнить это желание! Я молила отпустить — ты не сделал и этого! Я пыталась умереть — ты не позволил. Но разве тебя это волнует? Нет, я для тебя просто еще одна прихоть. И я готова принять это, ведь выбора у меня нет. Но ложь твою я принимать не желаю, так что не говори мне о любви!

Элимер почувствовал, как от слов Шейры все внутри него сжалось. Он вдруг со всей отчетливостью понял: айсадка так и не простила ему своего пленения. Он получил ее тело и всегда убеждал себя, будто рано или поздно она отдаст ему и сердце. Но пришла пора признать: день этот никогда не наступит. Скорее, однажды он услышит от нее обвинения, подобные обвинениям Зарины. А это будет куда больнее, чем сейчас. Что же с ним, Элимером, не так, если он, сам не замечая этого, мучает женщин, которым желает лишь добра? Униженная Зарина. Шейра, которая, несмотря на громкий титул кханне, по-прежнему остается лишь бесправной пленницей повелителя Отерхейна. Неужели отступники говорят правду, называя его чудовищем? Но разве он чудовище? Нет! Он не такой безжалостный, каким видится многим!

— Шейра, — севшим голосом вымолвил Элимер, — кое-что я все-таки могу для тебя сделать. Я могу тебя отпустить, ты сможешь вернуться в свое племя. Навсегда. И я не буду пытаться тебя вернуть.

— И что же ты потребуешь взамен на этот раз? — усмехнулась айсадка. — Может, родить тебе наследника?

Он почувствовал, как передалась ему ее ярость и, поднявшись с земли, навис над девушкой грозной тенью, однако голос его прозвучал неожиданно спокойно:

— Мне ничего от тебя не нужно. Хоть завтра можешь уходить. Я желал только любви… или хотя бы привязанности, привычки. Но ты даже ненавидеть меня не перестала. А мне это ни к чему. Меня и так ненавидят слишком многие. Поэтому уходи и будь свободна, выходи замуж за этого Тйерэ-как-его-там. В общем, живи, как жила до встречи со мной. В конце концов, пусть хоть один из нас будет счастлив.

Неизвестно, какой реакции он ожидал, но в лице Шейры отчетливо проскользнули недоверие и надежда, потом она отшатнулась и с неподдельным изумлением спросила:

— Ты действительно позволишь мне уйти?

А потом, позабыв о пасущемся рядом коне, она бросилась прочь и, не оборачиваясь, крикнула:

— Спасибо, вождь! Спасибо!

Он и не думал за ней идти. Скоро фигура Шейры скрылась в сгустившихся сумерках, а Элимер остался один. Он не знал, куда она ушла. Возможно, решила не ждать до завтра и прямо сейчас отправилась к своим лесам? Хотя это глупо, путь долгий, а она даже коня не взяла. У нее ни еды, ни одежды подходящей. Впрочем, теперь это больше не его дело, хватит думать об айсадке. Людям он скажет, что кханне трагически погибла, или придумает что-нибудь еще.