Гибель Лю Шаоци - [36]

Встреча началась с вопроса Мао Цзэдуна: «Как дела с ногой у Пинпин?» Мао Цзэдун то ли хотел создать впечатление, что он был не в курсе дела и верил фальшивой версии о том, что дочь Лю Шаоци сломала ногу, то ли издевался над Лю Шаоци, стремясь с самого начала вывести его из равновесия.

Лю Шаоци был, однако, человеком очень сдержанным, обладал сильным характером. Он не опустился до того, чтобы позволить Мао Цзэдуну перевести разговор на уровень обсуждения бытовых вопросов и личной ссоры, политических дрязг, хотя тут и затрагивалось его чувство собственного достоинства. Председатель КНР перешел к сути деда, т. е. к политическим проблемам.

Прежде всего он вновь признал, что допустил ошибки. Затем Лю Шаоци сказал, что, поскольку ответственность за просчеты в вопросе о «линии», проводившейся на начальном этапе «культурной революции», лежит прежде всего на нем лично, а многочисленные партийные работники тут ни при чем, он готов расплачиваться за все сам и только сам; однако при этом ему хотелось бы, чтобы с огромного числа партийцев как можно скорее были сняты обвинения. «Культурная революция» таким образом должна поскорее завершиться, а потому Лю Шаоци желал бы уйти в отставку с постов председателя КНР, члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, председателя комиссии по изданию «Избранных произведений Мао Цзэдуна» и выехать на жительство в Яньань.

Судя по тому, что писали, излагая содержание этой беседы, дети Лю Шаоци много лет спустя, Мао Цзэдун фактически оставил без ответа предложения Лю Шаоци, а лишь пожелал ему «хорошенько учиться», почитать Хайдеггера и Дидро, «беречь здоровье». На этом и закончилась последняя личная встреча Мао Цзэдуна и Лю Шаоци[78].

Таким образом, Лю Шаоци использовал в политической борьбе свои, как ему представлялось, последние козыри: предложил добровольно уйти в отставку с постов председателя КНР и члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. Лю Шаоци тогда, с одной стороны, вероятно, как бы давал Мао Цзэдуну шанс исправить ситуацию, положить коней беззаконию в деятельности Мао Цзэдуна и его «штаба». В то же время становилось все более очевидно, что для Мао Цзэдуна и его приверженцев Лю Шаоци был нужен в тот момент уже только как «живая политическая мишень», используя которую можно было придать ускорение «культурной революции».

Возможно, именно поэтому, с другой стороны, Лю Шаоци в беседе с Мао Цзэдуном изложил свою позицию в расчете на потомков: по сути дела, он осудил «культурную революцию» Мао Цзэдуна, выступил в защиту партии, как бы попутно заметив, что мог бы начать все сначала в Яньани. Лю Шаоци чувствовал себя при этом в качестве представителя интересов подавляющего большинства членов партии, а возможно, и вообще китайского народа, хотя многие тогда этого не понимали. Одним словом, Лю Шаоци перед лицом Мао Цзэдуна, при разговоре с ним с глазу на глаз не оробел и не дрогнул, остался тверд до конца и даже при последней представившейся ему возможности высказать Мао Цзэдуну свое мнение не пошел на принципиальные уступки, позволив себе обидный для Мао Цзэдуна намек на то, что всю свою «культурную революцию» тот затеял, в частности, для того, чтобы отнять у него пост председателя КНР, который Лю Шаоци, проявив широту души, предложил Мао Цзэдуну у него забрать.

Думается, что Лю Шаоци, зная характер Мао Цзэдуна, к тому времени понимал, что своим поведением он подписывает себе смертный приговор. Но он не мог поступить иначе. Лю Шаоци был человек сильного характера. Его можно было уничтожить физически, но нельзя было заставить сдаться, отступить от своих главных позиций. Лю Шаоци был во власти Мао Цзэдуна, который мог терзать его плоть так, как он того хотел. Однако духовно Лю Шаоци не сломался и не покорился ему. Мао Цзэдуну оставалось находить удовлетворение только в том, чтобы сделать уход Лю Шаоци из жизни как можно более мучительным и медленным.

После этой беседы Лю Шаоци очень скоро испытал на себе реакцию Мао Цзэдуна и исполнителей его воли на свое поведение и свою позицию во время состоявшегося разговора. Ведь Мао Цзэдун, бесспорно, расценил предложения Лю Шаоци как вызов, как показатель того, что Лю Шаоци продолжает считать, что историческая правда на его стороне, что история решит его спор с Мао Цзэдуном в его пользу, что Лю Шаоци никогда не пойдет на уступки в вопросе о методах проведения этой политической кампании, а это, с точки зрения Мао Цзэдуна, означало и противодействие его далеко идущим политическим замыслам, да и вообще его мировоззрению. Поэтому с Лю Шаоци следовало поступать как со смертельным врагом.

«Бунтари» — работники обслуживающего персонала резиденции руководства КПК-КНР, т. е. «пекинского Кремля» — Чжуннаньхая, ворвались в дом Лю Шаоци, расклеили там дацзыбао и лозунги, провели митинг «критики и борьбы», на котором объектом нападок стал Лю Шаоци.

На все обвинения, которые ему предъявлялись во время этого митинга, Лю Шаоци отвечал, что он никогда не выступал против идей Мао Цзэдуна, а лишь иногда отклонялся от них, никогда не выступал против самого председателя Мао Цзэдуна, а лишь порой расходился с ним во взглядах на текущую работу.