Гэсэр - [4]

А когда совершишь это дело,

Мы приложим к царевне больной

Эту птицу — к спине спиной,

И к груди — другой стороной.

Только так, при этом условье,

Возвратится к царевне здоровье».

Поучала среднего внука

Бабка мудрая и седая,

И нелегкой была наука.

Удивляясь, недоумевая,

Вопросил Бухэ-Бэлигтэ:

«Над пятьюдесятью пятью

Небесами глава-владычица,

Утвердившая волю свою,

Чтобы мудрость могла возвеличиться!

Я, охотясь, по небу мчался,

Обошел и леса и луга,

Но ни разу не повстречался

С белым жаворонком Азарга.

Где находится эта птица?

Где летает и где гнездится?»

И от бабки он слышит наказ:

«У отца спроси, говорит,

Пусть ответит тебе Хурмас».

Средний сын, красноцветный воин,

Словом бабки своей расстроен,

Задает Хурмасу вопрос.

Тот подумал и произнес:

«В молодые, смелые годы

И позднее, в зрелые годы,

Эту птицу встречал я порою —

Там, где ночь расстается с зарею,

На северо-западе Верхних небес,

Где солнца рассветного

Блещет навес,

Белый жаворонок трепетал.

Я серебряные читал

На груди его письмена,

Мне сверкала его спина —

Золотые на ней письмена.

Вместе с ним трепетал я, читая,

Открывалась мне то золотая,

То серебряная страница.

Но исчезла с тех пор эта птица,

Не встречал я ее нигде…»

Средний сын, Бухэ-Бэлигтэ,

В путь-дорогу решил отправиться,

Птицу жаворонка поймать,

Чтобы вылечилась красавица.

Он достал свой лук и колчан,

Поскакал, сквозь рассветный туман,

На отцовском гнедом коне

К неизведанной стороне.

Белый жаворонок исцеляет дочь Солнца

Конь Бэльгэн, скакун удалой,

Между небом летел и землей,

Там, где дали густеют и меркнут,

То как белка мелькал, то как беркут.

Вдруг замедлил он бег торопливый,

Будто сразу почуял усталость:

Там, где с ночью заря расставалась,

Где дрожали ее переливы,

На северо-западе Верхних небес,

Где солнца рассветного

Блещет навес,

Белый жаворонок трепетал,

Трепетал-напевал, взлетая,

Наизусть две страницы читая:

На спине у него — золотая

И серебряная — на груди.

Погляди, богатырь, погляди,

Эта птица не просто ловится:

То былинкой она становится,

То, в пылинку величиной,

В синеве пропадает сквозной.

Но ее изловить готовится

Сын Хурмаса, Бухэ-Бэлигтэ.

Богатырь, свой стан наклоня,

На развилке дорог небесных

Останавливает коня.

Он у предков помощи просит:

Вызывая сверканье огня,

Он заклятие произносит

Над хангайской черной стрелой.

Вызывая тяжелый дым,

Над ее опереньем густым

Причитание произносит:

Пусть, пернатая, счастье приносит,

Пусть стрела как следует прянет,

Но чудесную птицу не ранит,

Чтоб живым трепетанием тело

Трепетало, чтобы в глазки

Наконечника птица влетела!

Принялся богатырь за дело.

Он пустил из лука стрелу.

Поднялась стрела, засвистела,

И пронзила она облака.

«У стрелы быстрота — от стрелка,

У коня — от его седока».

Так подумал он, выжидая…

Засвистела стрела Хангая,

Возвратилась назад стрела

И, охотника радуя смелого,

В наконечнике принесла

Птицу — жаворонка белого,

Невредимого и целого!

Сын Хурмаса, Бухэ-Бэлигтэ,

Средний сын, что был краснолик,

Утверждает: «Я цели достиг!»

Восклицает: «Сделано дело!»

На отцовском гнедом коне

До родного домчался предела.

Вот и коновязь золотая.

Вот и бабка Манзан-Гурмэ

Возвышается, восседая,

С чашей разума и добра,

Сотворенной из серебра,—

Над пятьюдесятью пятью

Небесами глава-владычица,

Утвердившая волю свою,

Чтобы мудрость могла возвеличиться!

Богатырь пред ней предстает,

Молча бабке своей подает

Птицу — жаворонка белого,

Невредимого и целого!

Бабушка Манзан-Гурмэ,

За старанье благодаря,

Похвалила богатыря.

А затем от недуга-врага

Белым жаворонком Азарга

Начала царевну лечить.

С дивной птицей, дарующей милость,

Над Наран-Гохон наклонилась,

Приложила к спине спиной,

И к груди — другой стороной.

Белый жаворонок Азарга

Исцеленье приносит больной,

Будто всасывает в себя

Яд болезни ее затяжной.

Перестала кашлять царевна,

Поправляется каждодневно:

День за днем и за ночью ночь

Крепнет Солнца юная дочь,

А болезнь убирается прочь!

И седая Манзан-Гурмэ

Весела всей великой душой,

Рада радостью самой большой,

Птицу — жаворонка Азарга,

Благодарная, освятила

Долговечным своим молоком

И на волю, ввысь отпустила,

И увидели все кругом,

Что царевна юная снова

Весела, красива, здорова,

Что на Западном небе опять

Храбрецы — пятьдесят и пять —

Стали радостно жить-поживать,

А воители неба Востока

Стали западным издалёка

Битвой-местью грозить-угрожать.

Хан-Хурмас отправляется на охоту

Дальше сказывается сказ.

Произнес как-то слово Хурмас,

Повелитель богатырей:

«Что мне мясо баранье и бычье?

Мне другой захотелось добычи —

Поохочусь на диких зверей.

Погляжу на стада-табуны,

На людей мне подвластной страны,

Погляжу на свою державу,

А потом, говорит, на славу

Я устрою охоту-облаву».

Хан-Хурмас произнес это слово,

Стал коня снаряжать гнедого.

Возвышался Бэльгэн, как гора.

Как у зайца, уши остры.

Недоуздок из серебра,

И блестит серебро узды.

Принялся богатырь за труды.

Он повел коня по камням,

Чтоб копыта стали тверды,

Он по льду повел скакуна,

Чтобы круглыми стали копыта,

А потом с утра дотемна

Стал поить его черной водой,

На равнине его стреножил,

Чтобы ястребом взвился гнедой,

На вершине его стреножил,

Стал кормить прошлогодней травой,

Чтобы конь свою мощь умножил,

Чтоб как сокол парил боевой!

У коня из бархата холка,

А потник — из лучшего шелка.

Скакуна седлают седлом,