Гэсэр - [11]

Их опорой со временем стану».

Так сказав, налетел мгновенно

Богатырь на Заса-Мэргэна.

Словно волк, что жаждет добычи,

Словно бык, напрягаясь по-бычьи

И приплясывая, как марал,

На врага Заса заорал.

Тучи севера, южные тучи

На ходу он сбивал, могучий,

Опрокидывал на ходу

Облаков тяжелых гряду,

Он туманы бил по бокам,

Поднимая пыль к облакам.

От орлиц отбились орлята,

И от коз отбились козлята,

Хамниганы ‘ в таежной глуши

Потеряли свои шалаши,

И, покинув юрту, монгол

Своего жилья не нашел —

Потерял посреди равнины!

Вот-вот хрустнут упругие спины,

Вот-вот сломятся толстые шеи,

Но становится тверже, сильнее

И ловчее Заса-Мэргэн.

Мощь и воля его не истратятся!

То он за ноги ловко ухватится,

То как дернет врага за пятки!

А Хара-Хасар в этой схватке

Оказался слабее врага:

То одна, то другая нога

Над клубящимся прахом взметнулись,

Восемь ребер его изогнулись

И уже — ни жива ни мертва —

Горько свесилась голова,

И, как плети, повисли руки —

Испытал он тяжкие муки.

А Заса-Мэргэн, небожитель

И свершитель многих побед,

Вдруг противника опрокинул

И за старшими братьями вслед

Вверх ногами его низринул

На седьмое дно мироздания,

И в земной, неизведанный прах,

Где рожденья и смерти свидания,

С головой погрузился враг.

Так Хара-Хасар оказался

В том бестравном, бесплодном краю,

В том бесславном, голодном краю,

Где неведомы ловля, охота,—

На урочище Хонин-Хото,

Где навыворот все живое,

Где безлюдие ветровое,

Где река ниспадает с отрога,

Через три пробиваясь порога,

Где не знают прохлады дневной,

Где засушливый, душный зной,

Где пространство поникло во мгле.

Стал Хара-Хасар на земле

Младшим ханом Желтой реки.

Он высокой горой завладел,

Принял имя Хара-Гэрэл.

Из небесных краев три пришельца,

Шарагольские три владельца,

Повелители Желтой реки,

Обратив свои думы к насилью,

Обладая желтою пылью,

Обладая черным туманом,

Стали трем тэгэшинским ханам

Ядовитой злобой вредить,

Чтоб господство свое утвердить.

Бухэ-Бэлигтэ отправляется в Срединное царство

Так подумал Заса-Мэргэн:

«Знаменитого силача

Победил я силой плеча».

И к царевне Сэсэг-Ногон,

Целомудренной и прекрасной,

Нежным сердцем ее покорен,

Одержимый любовью страстной,

Он проталкивается вперед

И за правую руку берет,

Говорит ей правдивое слово

И за левую руку берет,

Говорит ей счастливое слово.

Ратоборцы блуждают вокруг,

А иные — толпятся кучами,

Перепутались недруг и друг,

Маломощные боги с могучими,

И нигде не найдут себе места,

И шумят они грозно и гневно,

Потому что должна, как невеста,

Дом родной покинуть царевна.

И едва лишь Заса-Мэргэн,

Небожитель Западной части,

Обретя мечтанье свое,

Ловко на руки поднял ее,

Чтоб делить с ней горе и счастье, —

Все бурханы, что прибыли в гости,

Заскрипели зубами от злости.

И, себя позабыв, небожители

Заблудились в небесной обители.

Все, что было черным, — сгустилось,

Все, что было белым, — скатилось,

Все, что было серым, — закуталось,

Все, что было синим, — запуталось.

Разгорелись у витязей страсти,

Собираются биться жестоко

Небожители Западной части

С небожителями Востока.

В это время Атай-Улан

Прискакал на буланом коне.

Мысли мечутся, точно в огне,

Словно конь, полосатыми стали:

«Задушевными сватами стали

Я и славный Сэгэн-Сэбдэг,

Породниться решили навек,—

Двадцать лет прошло с той поры!

Десять лет прошло с той поры,

Как мы головы соединили

Двух детей, не спросясь никого,

Как торжественно мы вступили

С многочтимым ханом в родство.

Для детей в этот памятный миг

Расстелил я постель-потник.

Сын Хурмаса Заса-Мэргэн

Отнял право мое святое,

Чтобы день торжества померк.

Он законы попрал и низверг

Установленные устои!

Если стал конем жеребенок —

Должен всаднику покориться,

Если воином стал ребенок —

Должен старшему подчиниться.

Шуба шьется с воротником,

Младший следует за стариком.

О небесные и поднебесные

Храбрецы, повсюду известные!

Охраняйте Сэсэг-Ногон,

Да не будет нарушен закон!»

От навета и злобы лжеца

Закипели бурханов сердца.

«Верно, верно!» — кричат в ответ

Сотни тысяч бурханов Востока,

А противники: «Это навет,

Мы расправимся с вами жестоко!»

Богатырские голоса

Заставляют дрожать небеса,

Достигают земной глубины,

Где их отзвуки в недрах слышны.

Со враждой и гневом великим

Встретил хана Улана Хурмас,

Закричал — и могучим криком

Небожителей он потряс.

Говорит, повествует сказ,

Что была его речь такова:

«Вы послушайте наши слова.

Обещали отец и мать

Несравненной Сэсэг-Ногон

Эту девушку в жены отдать

Сыну старшему моему.

Я других речей не приму.

Честно, правильно слово мое,

А слова Улана — вранье!»

Боги Западной стороны

Закричали, возбуждены:

«Разве мудрому Хан-Хурмасу

Возражения слово найдешь?

Превосходному мягкому мясу

Разве надобен острый нож?»

Двух сторон богатырский спор,

Разгоревшийся с давних пор,

Закипел, ядовитый, вновь,

Заиграла горячая кровь.

На средину собрания вышел,

Чтобы каждый его услышал,

И сказал почтенный Сэбдэг:

«Не бывало такого вовек,

Чтобы я обещал Улану, —

Мол, ему я родичем стану,

И ни десять, ни двадцать лет

Не могло миновать с тех пор,

Ибо выдумка — сей договор.

К вам, собравшимся на совет

Небожителям и бурханам,

Как могу я выйти с обманом?

С Хан-Хурмасом мы тоже не сваты.

Вы запомните наперед:

Будет пойман тот, кто соврет,

И от вора не ждите платы!»

На высоком собрании-встрече

Услыхав эти твердые речи,